– То, что древний Траянов вал стали разбирать для строительства мирных жилищ, – это понятно. Хотя жалко это древнее сооружение. Его надо бы сохранить для истории, – произнёс с грустью старый генерал. – По этому валу ещё Суворов на штурм Измаила спешил, не говоря о быстрых перемещениях по нему римских легионов в далёком прошлом.
Несмотря на то, что в этих краях было намного теплее, чем в центральной Европе, спина генерала и руки начали стынуть. Всё-таки ещё ранняя весна стояла, не хватало ему простудиться. Генерал потянулся за шерстяным пледом, которым снабдила его заботливая супруга. Внимательный адъютант вскочил, накрыл пледом широкую генеральскую спину. Дал команду разжечь печь в крестьянской хате и согреть чаю.
– Хорошо, я принимаю ваши рекомендации о нашем дальнейшем направлении, – произнёс устало командующий. – Организуйте переправу и обеспечьте нашу безопасность, господин секунд-майор.
Каменский сложил карту, спрятал на груди. Отдав честь генералу, вышел. Через минуту раздался быстро удаляющийся топот копыт коней Каменского и сопровождавших его разведчиков.
Утром, едва забрезжил рассвет, лагерь русского конвоя зашевелился. Кормили, поили лошадей. Разожгли костры, готовили кашу, в общем, готовились к очередному дальнему переходу. Завтрак Кутузову готовили в печи простой крестьянской мазанки, чисто выбеленной внутри и снаружи известью.
Радушные хозяева выставили на стол свою нехитрую снедь: овечью брынзу, соленья, кукурузную мамалыгу, от которой валил горячий пар, жаркое из нежного мяса молодого барашка. Принесли глиняный кувшин домашнего вина. В этой засушливой степи кислое виноградное вино часто употребляли вместо воды. Оно утоляло жажду, придавало сил и являлось хорошим профилактическим средством от болезней. Особенно во время эпидемий холеры.
Это было поселение гагаузов, не так давно обосновавшееся в этих пустынных краях ввиду тяжёлых притеснений со стороны османов. Этот народ говорил на древнем языке тюрков, почти идентичном языку турок. Люди исповедовали православную веру, и их всячески за это притесняли. За любое неподчинение жестоко расправлялись. Тем не менее этот народ невероятным образом сохранял свою самобытность, язык, культуру. К изумлению офицеров и самих хозяев, генерал легко изъяснялся с хозяевами на их языке. Михаил Илларионович получил первые навыки ещё в Крыму, потом, будучи комендантом Измаила, он по рекомендации светлейшего князя Григория Потёмкина продолжал изучение языка.
Впрочем, денщики заварили свою, более привычную овсяную кашу, сдобрили её густым козьим молоком. Вскипятили воду, приготовили крепкий кофе. Михаил Илларионович умылся, побрился с помощью денщика, переоделся в чистую нательную сорочку из белоснежной бязи. Сел за стол.
Не желая обидеть хозяев, попробовал мамалыги, отломив кусочек, обмакнул в покрошенную брынзу, отправил аккуратно в рот. Он по прошлым походам знал эту местную еду. Нельзя сказать, что ему эта пища нравилась, но она была довольно питательной. Ему больше нравилось употреблять её со шкварками, но очень жирная еда ему была тяжеловата, поэтому есть её опасался. Вот в молодые годы он мог её съесть прилично, запивая вином.
Молодая невестка хозяина старалась угодить, прислуживала ему с удовольствием и любопытством. Присутствие такого высокого гостя в их доме было для неё и остальных домочадцев божьей наградой в их однообразной, нелёгкой и глубоко провинциальной жизни. В праздничной юбке до пят, из-под которой весело выглядывали нарядные домотканые цветные тапочки, в тёмной блузке с бархатной синей вставкой на плечах, расшитой на груди узорами с красными розами, переплетёнными жёлтыми ромашками, с пунцовыми от волнения щёчками, в льняном праздничном платке на голове, повязанном по-селянски, сзади, – она радовала глаз отдохнувшего генерала. Тот весело болтал с ней на её языке, от чего она смущалась и отвечала невпопад. Ему очень хотелось прикоснуться к ней, вдохнуть её аромат. Но, не желая обидеть хозяев, сдерживал свои чувства.
Несмотря на своё высокое положение, окружённый огромным количеством людей, готовых исполнить любое его пожелание, он был одиноким, отрешённым от окружающей жизни. Он не был свободен. Вся его жизнь была у всех на виду. Даже редкие, свободные от службы месяцы, проведённые в семейном кругу, становились в итоге мукой для генерала.
Все ждали от него, прежде всего, материального благополучия, почестей и уважения в высшем свете. Его долгое пребывание в имении означало опалу, а значит уменьшение доходов и провинциальную скуку, что вызывало крепкое неудовольствие домочадцев. Попытки Михаила Илларионовича упорядочить дела в хозяйстве, навести порядок, приструнить вороватых управляющих и приказчиков приводили к ещё большим материальным потерям, семейным скандалам.