И вдруг на крепостной стене появился человек. Мядемин не удержался, воскликнул:
— Видите, как действуют на них пушки!
Все стали ждать, что человек закричит со стены: "Не стреляйте, Каушут-хан хочет говорить с вами!"
Однако ничего подобного человек не сказал, а спрыгнул со стены, потом спустился в траншею, окружавшую крепость, и долго не показывался. Хан и свита ждали.
Когда наконец текинец стал выбираться из траншеи, на стене появился новый. Но он не спустился со стены, как первый, а, опершись о что-то, — видно, в руках его было ружье, — спокойно смотрел в сторону врага.
— Что бы это значило? — спросил Мядемин.
Ему не успели ответить, потому что человек, выбравшийся из траншеи, весь вымазанный в глине, бросился бежать навстречу пушкам. В ту же минуту человек на стене поднял ружье, прицелился и выстрелил. Беглец упал лицом вниз, как скошенный.
Человек с ружьем исчез за крепостной стеной.
Стрелявший по беглецу был Тач-гок сердар. Беглецом был Кичи-кел.
Мядемин мстительно сощурил глаза и тихо, будто самому себе, сказал:
— Если до выстрелов из пушек свалился только один из вас, после выстрелов вы свалитесь все, мордой в землю.
— Пушкам стрелять! Развалить крепость! — закричал он в сторону все еще стоявшего в ожидании приказа Мухамедэмина.
Грохнул залп из двадцати пушек. Черные клубы дыма окутали пушки и пушкарей. В наступившей затем тишине из крепости донеслись крики, стоны и плач детей.
Когда рассеялся дым, пушкари стали готовиться ко второму залпу.
— Не тратить снаряды! Отвести пушки назад! — приказал Мядемин.
Часть южной стены рухнула, местами в ней зияли пробоины.
Мядемин, довольный удачным началом, направил коня в сторону Аджигам-тепе, где белела его походная палатка.
Снаряд, угодивший в черную кибитку, стоявшую недалеко от стены, стал причиной гибели старика и женщины с младенцем. Плач родственников разрывал сердце Каушут-хана.
Уже было за полночь, а Каушут-хан не мог успокоиться, сон не шел к нему, и все же в тяжелых думах о спасении людей он задремал. Его разбудил Тач-гок сердар. В руках он держал лопату.
— Что хочешь сказать, мерген?[90] — Иногда Каушут и так обращался к сердару.
— Хан, скажи, чтобы мне открыли ворота.
— Куда же ты собрался среди ночи?
— Разве ты не знаешь, что собаку закапывает тот, кто ее убил. Надо похоронить вчерашнего беглеца, пока он не протух.
— Не страшно одному идти?
— Хан, как же Тач-гок пойдет на живого врага, если будет бояться мертвого?!
Каушут-хан поднялся, вывел за ворота Тач-гока и вернулся назад. Он шел по крепости, заложив руки за спину. Люди давно уже спали. Вдруг полог одной кибитки откинулся, и оттуда вышел старик с посохом в руках. Увидев Каушут-хана, старик в испуге повернул назад, скрылся в кибитке.
"Э, как старики боятся за свою жизнь", — подумал Каушут-хан и окликнул бородача:
— Яшули, саламалейкум! По-моему, еще рановато для намаза!
Старик выглянул из-за полога.
— Валейкум эссалам! — отозвался он. — Какой уж тут намаз, я по малой нужде вышел.
Каушут взглянул на небо и сказал:
— Вон уж и Зохре взошла, так что и для намаза пора вставать.
Старик ответил напрямик:
— Это ты, сынок, можешь еще думать о намазе, а у меня…
— Простыл, что ли, яшули?
— Да, сынок, когда тебя окружает тысячное войско, простудишься…
— Но между тобой и войском врага такая крепость стоит.
— Перед бедой не устоит никакая крепость, сынок.
— Но говорят же старики, что со всем народом и горе полбеды. Или это придумал текинец от нечего делать?
— Похоже на то, что нам и умереть спокойно не дадут, как людям. Видно, дьявол управляет разумом тех, кто собрал нас на погибель. Будем считать, что умрем шехитами[91].
Слова старика сильно задели Каушута, голова которого и без того разламывалась от тяжелых дум.
— Одному аллаху известно, кому погибнуть, а кому жить. И вообще, таким старикам, как ты, пожившим и много повидавшим, надо бы, наоборот, поднимать дух молодым, напутствовать и благословлять их на победу.
Старик промолчал. Но Каушут не мог молчать.
— Отец, — спросил он, — кто же этот человек, который бросил людей на погибель?
— Кто он может быть, когда есть хан?
— Слава богу, ханов у нас немало, неужели все они толкают людей на острие кинжала?
— Если бы ханом остался Ходжам Кара, разве люди кисли бы в этой крепости? Никогда. Теперь появился какой-то Каушут. Два раза ездил в Хиву и ничего не добился. И вот натравил на нас Мядемина. Никак крови не напьется. Вместо того чтобы договориться с Мядемином, он заключил нас в крепость. С гаджарами же он сошелся, мог бы сойтись и с Мядемином.