— Кажется, наступает конец света, хан. Неужели мы будем смотреть, как гибнет наш народ? Неужели нет никакого выхода? Нельзя ли все приостановить? Может, пойти на переговоры? Должны же они пожалеть хотя бы наших детей?
— Ишан-ага, мы должны выстоять, — проговорил хан и заспешил к южной стене. Пушечный снаряд пролетел мимо хана и попал в голову верблюда. Инер свалился на бок, вытянув длинные ноги. Но Каушут с любопытством посмотрел не на верблюда, а на ядро. Он первый раз в жизни видел пушечный снаряд. Каушут подумал, что их делают из черного горного камня. Поднимаясь по ступенькам, он представлял себе дюжих людей, которые распиливали черный камень, а рядом уже лежала гора точно таких же ядер, которым был убит на его глазах верблюд.
На стене первым попался Каушут-хану Курбан. Он только, что выстрелил из ружья и, видно, попал в цель, потому что встал и улыбнулся хану.
Каушут увидел со стены, как спокойно пушкари в третий раз заряжали свои пушки, и вот снова заревели орудия. Раненых стаскивали вниз, к подножью стены. Там с лекарской сумкой суетился Табиб Меледже.
Хан понимал, что положение становилось все тяжелее. За грохотом пушек не слышно было человеческого голоса, и хан, подобравшись к Непес-мулле, который лежал рядом с Курбаном, закричал ему в ухо:
— Что будем делать, мулла? Ребята начинают сдавать!
— Дать небольшой отдых, хан! — в ответ прокричал мулла.
Каушут-хан и сам подумал об этом. Его люди, никогда не видевшие пушек, как ни старались храбриться, все же робели перед пушками, надо сделать хотя бы короткую передышку, дать успокоиться воинам, прийти в себя.
Каушут-хан снял папаху и замахал ею, обратясь в ту сторону, где стоял Мядемин.
— Аха-ха-а-ав! Аха-ха-а-ав!
Крик Каушута утонул в грохоте. Но враг, хотя и не слышал голоса Каушут-хана, видел, как он размахивал папахой. Когда развеялся дым, показался высокий бунчук. Каушут снова повторил свое движение.
Грохот прекратился, пушки замолчали, и теперь стало видно, что они натворили. В руинах стонали раненые, плакали в голос родственники убитых.
— Ой, братишка!
— Вай, сыночек мой!
Повсюду раздавались возгласы несчастных.
Мядемин, как только увидел на стене Каушут-хана с поднятой шапкой в руке, решил, что тяжелые пушки сделали свое дело. Он подозвал сотника Мухамедэмина, велел откатить артиллерию, хорошо угостить пушкарей, сделать им богатый плов и отвести войско. Сам же, довольный сегодняшним днем, в хорошем расположении духа, пришпорил коня, направляясь к Аджигам-тепе. По дороге обратился к Мухамеду Якубу Мятеру:
— Не сразиться ли нам сегодня в шахматы?
Мятеру не хотелось портить настроение хану, и он сказал слова, которых тут же устыдился, потому что в душе у него не было этих слов:
— Хан-ага, еще не родился тот человек, который мог бы обыграть вас!
Мядемин от души рассмеялся.
— Не хочешь ли ты сказать, что, подобно Каушут-хану, после трех залпов из пушек мой противник начнет махать шапкой?
— Именно это я и хотел сказать, хан-ага.
Настроение Мядемина поднялось еще выше. Он взмахнул плетью с серебряной рукояткой.
— Эй, теке! — крикнул он Бекмураду. — Сегодня мы видели, как воюют текинцы, посмотреть бы, как они играют в шахматы!
Бекмурад-теке, хотя и грузен был, в одно мгновение оказался возле хана.
— Хан-ага, я не из тех текинцев. И зовут меня не Каушут-теке, а Бекмурад-теке.
— Говорят, большие и малые змеи одинаково ядовиты. Ты не исключение. Если хочешь, поставим фигуры на доску!
Бекмурад угодливо потер руки.
— Ай, хан-ага, раз уж на то ваша воля, можно и поставить, хотя куда мне против вас.
— Это почему же?
— Весь Хорезм знает, как вы играете!
Настроение хана подскочило еще выше.
— Ну, коли так, занимайся своими делами. — Он положил руку на плечо Мухамеду Якубу Мятеру. — Как думаешь, Мятер, когда они приползут с повинной?
— Не сегодня, так завтра, — ответил Мятер, немного подумав для вида.
— Но почему завтра?
— Пока они приберут убитых и раненых, может пройти день.
— Гм. Значит, не так уж много убито у них? — Мя-демин вдруг нахмурился, посерьезнел. — А как у нас, есть убитые?
Мухамед Якуб Мятер уже получил сведения. Он ответил сразу:
— Убитых тридцать семь. О раненых пока точно не известно.
— Тридцать семь? Кто посмел убить столько наших людей?
— У текинцев, хан-ага, тоже есть меткие стрелки. Ответ разозлил Мядемина. Голос его изменился.
— Ты врешь, Мятер! У текинцев не может быть метких стрелков!
Мухамед Якуб, испугавшись ханского гнева, стал выкручиваться.