— Келхан! Собери сюда женщин и девушек! — крикнул все тем же рассерженным голосом.
— Зачем они понадобились тебе, хан?
— Поменьше спрашивай, Келхан, делай, что сказано. Пока собирались женщины, подошли и собранные стариками люди из Горгора. Большинство из них были крепкими молодыми парнями. Вслед за ними уже знакомый седобородый яшули привел сюда же своих женщин и девушек.
— Хан, — сказал старик, — это наши жены и дочери.
— Пусть они встанут к ним, — приказал Каушут, кивнув в сторону других женщин.
Люди стояли в ожидании чего-то необычного и даже на минуту забыли о том, что враг вот-вот подойдет к самой крепости.
Каушут-хан заговорил громко, чтобы слышали все.
— Народ! — возвысил он голос до крика. — Наступил тяжкий час, за нашими воротами смертельный враг! Мядемин пришел, чтобы опорочить наших жен и дочерей. Кто не хочет этого позора, пусть берет в руки оружие и следует за мной. А эти вот парни из Горгора хотят покинуть нас, сохранить свои головы в обмен на наших сестер, жен и дочерей.
И крик из толпы:
— Врешь, хан-ага!
Каушут повернулся на голос. Вперед выступил высокий парень.
— Хан-ага, — сказал он, — нашу честь порочит не Мядемин, а ты, хан!
— Чем же я опорочил вашу честь? Говори!
Парень взглянул на женщин и опустил голову.
— Ты опозорил нас перед женщинами.
На помощь первому выступил второй парень:
— Хан-ага, не считай нас трусами. За свою честь мы положим свои головы.
Женщины из Горгора зашептались между собой. Каушут насмешливо улыбнулся:
— Тогда скажите, отважные парни, кто же это побросал вон то оружие?
В считанные минуты на земле не осталось ни одного ружья, ни одной сабли. Горгорцы бросились к своим коням. Каушут поискал глазами аксакалов, но их и след простыл, они растворились в толпе, подальше от глаз Каушута.
Келхан Кепеле подошел к хану и потянулся к его уху:
— Если не веришь, пойдем со мной, хан-ага.
— Потерпи, Келхан, я сам проверю.
— Один?
— Зачем? С Пенди-баем. Бай-ага! — крикнул Каушут. — Теперь к тебе дело. Аксакалы! Приглашаю на интересное представление!
Пенди-бай был так удивлен, что ни о чем не спросил хана, а молча последовал за ним.
У кибитки сидели Огултач-эдже, Язсолтан, невестка Огултач-эдже и четвертая женщина в парандже.
Язсолтан заволновалась перед входящим мужем и сопровождавшими его людьми. Растерялась и Огултач-эдже, заметив среди вошедших самого Сейитмухамед-ишана.
Каушут-хан с нахмуренным лицом подошел к невесткам, вернее, к той, которая казалась здоровее и покрепче телом, и, не говоря ни слова, сорвал с нее паранджу. Вместе с головным убором она отлетела в сторону. И все ахнули. Здоровой невесткой оказался сын Пенди-бая Мялик. Перерядившись в женскую одежду, он хотел отсидеться здесь, когда мужчины отправятся в бой. Знали об этом только жена Мялика и его мать Огултач-эдже. Она хотела спасти единственного сына от смерти, не могла себе представить, как труп его принесут в крепость, завернутый в кошму. Боясь гнева Пенди-бая, она даже ему не сказала о своем намерении спасти сына.
У Пенди-бая, как только была сорвана с сына паранджа, потемнело в глазах, на лбу выступил от стыда холодный пот. Он схватился за рукоятку кинжала, выхватил его из ножен и бросился на сына. Мялик с ужасом закрыл лицо руками. Каушут-хан успел схватить за руку Пенди-бая. Тот был старше хана лет на пятнадцать, но в эту минуту с налитыми кровью глазами обратился к Каушуту, как к старшему:
— Хан-ага! Ты хоть не держи меня!
Каушут не пожалел Пенди-бая, вывернул ему руку и отнял кинжал.
— Убивать мертвого — слабость, бай.
Эти слова еще больнее задели Пенди-бая, чем предательство сына. Он заплакал, слезы позора падали на его седую бороду. Словно увидев уже труп сына, бай обхватил руками голову и взвыл.
— Охо-хо-ов! — И упал в ноги Каушут-хану…
Первые выстрелы пушек Мядемина уже сотрясали воздух. Люди успели привыкнуть к орудийным залпам и теперь уже не так болезненно отзывались на эту пальбу. Непес-мулла выстраивал свое воинство с пиками-самоделками. Под его началом было более двухсот женщин.
Каушут, оставив на стене Тач-гок сердара и Келхана Кепеле, спустился вниз к Оразу-яглы, у которого уже не было сил для нового боя, но его сабля была при нем.
— Что это вид у тебя невеселый, хан? — спросил Ораз-яглы.
— А ты не видишь, какая сила идет на нас?!
— У тебя, хан, тоже немало парней, слава аллаху, — Ораз-яглы окинул взглядом крепость. — И эти еще, иранцы. — Ораз-яглы показал на группу верховых, выделявшихся своей особой одеждой.