До Ходжама Шукура наконец-то дошло. От радости он чуть не подпрыгнул на месте.
— Как же, хан-ага! Привез, специально для вас, да такой, что поискать!..
Два человека, хоть и поздно, но все-таки сумевшие понять друг друга, обменялись ласковыми улыбками. Хан хлопнул в ладоши. Вошел сотник. Мядемин-хан прокашлялся и посмотрел на него особым взглядом. Сотник покорно поклонился и вышел.
Мядемин-хан порадовался про себя понятливости своих слуг. Настроение у него заметно поправилось. Теперь хан и Ходжам Шукур молча смотрели на дверь, точно два хищника, поджидающие добычу. Наконец дверь осторожно отворилась, но пока никто не входил. Потом показалась одна из женщин хана. Она просунулась в дверь наполовину, похоже было, что кого-то тянула за собой. И действительно, следом за женщиной вошла девушка, осторожно подталкиваемая кем-то еще и сзади. Женщины выставили девушку вперед. Хан кивнул им, и они вышли.
Девушка в тонкой шелковой накидке на голове осторожно сделала два шага, словно боясь, что кафельный пол ханского дворца может провалиться, и остановилась. На ней были черные кожаные башмаки, красные вязаные носки. Из-под новенькой красной курте[37] виднелся подол платья из кетени. На пальцах кольца с поблескивающими в них камнями.
Это была Каркара.
— Девушка, тот, кто предстает перед ханом, должен опустить голову! — грозно крикнул Ходжам Шукур, точно он сам и был хивинским ханом.
Но Каркара не шевельнулась, продолжала стоять неподвижно, словно изваяние из камня, каких было много в приемной хана.
Хан поглядел на нее, усмехнулся. Потом поменял ноги местами, подумал, осторожно встал и сделал несколько шагов в сторону девушки.
Ходжам Шукур мигом вскочил следом за ним. Он испугался, что хан разозлится и ударит ее, но беспокоился он не из-за девушки, а из-за того, что ханская злоба может перейти и на него. Поэтому Ходжам Шукур вырвался вперед, подошел вплотную к Каркаре и повторил свой приказ:
— Если не хочешь, чтобы вырезали весь твой род, нагни голову, тебе говорят!
Но девушка продолжала стоять словно неживая.
Сзади подошел хан и положил руку Ходжаму Шукуру на плечо:
— Не трогай ее, хан-ага. Женщин, которые склоняют голову прежде, чем их попросят, и раздеваются раньше, чем до этого дойдет дело, в Хиве и так полно…
Ходжам Шукур послушно отступил в сторону. А хан продолжал:
— Когда женщина на каждую твою просьбу говорит "нет", она даже некрасивая становится красивой. А женщина, которая сама лезет к тебе, будь она хоть золотая, надоедает на второй день и гроша медного не стоит!..
Мядемин-хан приподнял накидку девушки и заглянул ей в лицо. Глаза его радостно засветились.
— Как зовут красавицу?
— Каркара.
— Мы сами должны склонять головы перед такой прелестью.
В подтверждение своих слов Мядемин с улыбкой поклонился. Ходжам Шукур отнес это "мы" и на свой счет и тоже пригнул голову.
— Верно говорите, хан-ага, это очень хорошо, когда мужчины преклоняются перед красотой.
Мядемин-хан хлопнул в ладоши. Вошел сотник. Хан хлопнул другой раз, и появились женщины, приведшие Каркару.
— Пусть в наш хауз[38] вплывет еще один лебедь. Пусть моя Каркара до вечера вымоется, как следует оденется и отдохнет. Накормите ее самым лучшим, что есть у меня.
Женщины увели Каркару.
Хан вернулся к своему ложу, но, прежде чем, сесть, обернулся к сотнику:
— Пусть придет Мятер!
Потом некоторое время постоял в раздумье и неожиданно поднял глаза на Ходжама Шукура:
— Садитесь, прошу вас, хан-ага.
Голос его был изысканно вежливым. Ходжам Шукур, не решавшийся это сделать прежде хозяина, быстро прошел вперед и сел.
— Ну, как у вас в Мары? Как ваш народ поживает?
— Разболтался народ, хан-ага.
— Разболтался? Может, кто-то их разболтал?
— Ваша правда. Это текинцы всё, из-за них…
— А в чем же дело?
— Причин я не знаю, хан-ага.
— Не знаете? А что за текинцы?
— Серахские.
— Какой хан?
— В том-то и дело, что не один хан. Все ханы разболтались. И не ханы тоже. Весь народ в Серахсе испортился.
— Весь народ не может испортиться. Народ — это стадо. А у стада есть чабан. Куда он поведет, туда и они…
— Но ведь сами чабаны и разболтались!..
— В том-то все и дело! Если разболтались чабаны, то и стадо все разболталось.
— Это верно, хан-ага.
— А если верно, то надо быть заодно с чабанами, тогда и стадо будет с тобой заодно.
— И это верно, хан-ага.