— Почему?
— Потому что в субботу из Хивы пришел караван, только к среде он нагрузится и тогда пойдет назад. А до среды еще целых три дня!
Но в это время послышался шорох у дверей, в дом вошла старуха с сачаком под мышкой, и старик замолчал.
Курбан поздоровался с ней, старуха ему ответила, подошла и расстелила между мужчинами свой сачак.
— Вот, дограма, покушайте, не стесняйся, сынок.
Курбан положил в рот из вежливости горсть дограмы, но вкуса ее не почувствовал. Все мысли его сейчас были о Каркаре.
Старик выплюнул нас, прополоскал рот и принялся за дограму. Пока он ел, Курбан раздумывал. "Нет, я среды ждать не буду, пойду прямо сейчас. Ничего, не пропаду, я уже не ребенок. Если и умру, так пусть по дороге в Хиву. Пусть Каркара не думает, что я ее бросил и забыл…"
После молитвы старуха заговорила.
— Отец, — сказала она, прикрывая рот, — слыхал, Арнакурбан привез текинскую девушку, которую в Хиву увезли. Красавица… Мы заходили посмотреть. Сидит в углу, а глаза как у джейрана…
Курбан опешил, старик с удивлением посмотрел на жену.
— Да это же она! — воскликнул Курбан. — Яшули, где живет Арнакурбан?
— Через кривой мостик налево, там на улице у любого спросишь: где дом Арнакурбана-сарыка? Хотя постой, я тоже пойду с тобой.
Курбан думал, что Арнакурбан сразу же отведет его к Каркаре, но тот не спешил этого делать. Сперва сарык начал расспрашивать о Серахсе, о здоровье знакомых туркмен, потом стал выведывать, кем Курбан приходится девушке… Курбан спешил, запинался от радости и часто даже отвечал невпопад. И скорее по виду его, чем по словам, сарык наконец заключил, что Курбан на самом деле тот, за кого себя выдает, а не подослан людьми Мядемин-хана.
Когда он поднялся и вместе с Курбаном подошел к порогу черной кибитки, у юноши задрожали колени. Он думал о том, что скажет Каркаре, как только ее увидит. И слова никакие не шли на ум. Спросить: "Где ты была?" или "Как ты сюда попала?" — было глупо и неловко, а притвориться, вроде ничего особенного и не произошло, тоже было нельзя.
Поэтому, вошедши в дом, Курбан заговорил сперва с женой Арнакурбана. Каркара, как только услышала его голос, повернулась к нему спиной и прикрыла лицо чувалом. Курбан даже глаз ее не успел рассмотреть. Жена Арнакурбана подошла к Каркаре:
— Ну что ты, милая! Знать, уж судьба у тебя такая, сама-то хоть не мучай себя!
Но утешение это не подействовало. Курбан услышал, что Каркара плачет и с каждой минутой рыдания ее становились сильнее и сильнее. Курбан не знал, что ему делать. Он чувствовал, что на глаза у него наворачиваются слезы, и поэтому поспешил выйти из кибитки Арнакурбана…
Солнце взошло уже высоко. Келхан Кепеле и Каушут сложили в чувалы собранные дыньки и вышли на край бахчи. В это время с вершины холма раздался голос:
— Эй, люди! Воды нет?
Кричал Непес-мулла.
— Давай сюда, найдем для тебя!
За холмом был огород Непеса, где он высадил осеннюю морковь и теперь ходил ее пропалывать. Мулла спустился вниз. На плечах у него была белая бязевая рубаха, а на голове плоская, похожая на блин шы-пырма.
Все трое подошли к шалашу. Келхан снял с куста флягу и протянул ее Непес-мулле.
— Келхан, что это ты так на муллу смотришь? — спросил Каушут.
— Это он не на меня, а на флягу. Наверное, воды жалко.
— Нет, мулла, на тебя. Воды мне не жалко, такому, как ты, последнюю каплю в пустыне отдам… Просто думаю, как аллах людей создает — всех по-разному. Видишь, разница, она с самого начала в нас есть…
— А, ты завидуешь Непесу, что он мулла и детей может учить, а ты и сам не очень грамотный?
— Да нет, не в этом только дело… Вот аллах — одним все дает, и уши и язык, старается, когда делает, а других просто — слепит, как пришлось, и все…
— Да у тебя тоже вроде и нос, и уши на месте, чем ты недоволен?
— Нос носу рознь. Есть такие носы, что и запаха чурека не чуют. Вот возьмем муллу, например. Он и читает, и стихи пишет, и других учит, и на дутаре[41]играть может… И работает, слава богу, не хуже других..
— Ну и что ж, поэтому ты хуже его?
— Да нет, Каушут, я ему ни в чем не завидую, только вот в одном, что аллах стихи не дал сочинять…
— Ну и что бы ты тогда делал?
— Сидел бы и стихи нам читал, — ответил за Келхана мулла.
Келхан прищурил глаза и покачал головой:
— Нет, я бы не вам читал…
— А кому?
— Он их вдовушкам бы читал, и от них не было бы отбоя.
— Кажется, ты его за больное место задел, — засмеялся мулла. — Только, я думаю, нам с Келханом уже не о вдовах надо думать, а о чалме и ичигах.