— Вот, дедушка, хан-ага.
Каушут обернулся. Перед ним стоял слепой с мальчиком-поводырем. Старик протянул руку. Каушут поздоровался с ним.
— У меня нет глаз, хан. И лица тоже нет. Один только внук. Когда он вырастет, сядет на коня и будет твоим нукером. Удачи тебе, острого оружия, хан! — Старик поднял руку, и вслед за ним это движение повторили все те, кто стоял рядом.
Ещё до полудня всадники были разделены на три группы и в таком порядке оставили Серахс, направляясь в степь для боевых учений. Впереди на белой лошади ехал Каушут-хан. Сотни глаз смотрели им вслед, и сотни губ молили аллаха о сопутствующей им удаче.
По всем приметам казалось, что зима 1854 года будет теплой, но, вопреки предположениям, она рано начала вступать в свои права. Вчера еще воздух был мягким и прохладным, а сегодня с утра земля покрылась твердой коркой, прошлогодние стебли обледенели и звонко потрескивали под конскими копытами. К полудню пригрело солнышко, но холодный ветер с севера оказался сильнее солнечных лучей. Предсказания стариков, что ожидается "двойная весна", не оправдались. И уже на следующее утро все увидели землю белой от выпавшего за ночь снега. Значит, в почве будет достаточно влаги, а в колодцах и арыках много воды.
Надо было чистить главный арык, который тянулся от старой Серахской крепости до аула Горгора. Кроме него было еще множество более мелких, одни из них также надо было чистить, другие расширять, третьи в некоторых местах прокапывать заново. Словом, пришло время готовиться к весне.
Поскольку среда считалась удачным днем, то именно в этот день и собрались люди, вооруженные лопатами, мотыгами и кирками. К старой крепости пришло до трехсот человек. Одни на лошадях и верблюдах, другие пешком. Боевой дух, царивший здесь, напоминал больше военные сборы, чем обычные работы по расчистке арыков. Было довольно холодно, но люди оделись легко, надеясь согреться в работе. Пока же запалили костры и грелись возле них по очереди. Когда огонь догорал, сверху кидали сырые дрова, и от них поднимался черный и едкий дым. Он тоже придавал сборищу зловещий, непривычный вид.
Наконец раздался окрик:
— Все по своим паям, расходись!
Люди стали собираться в группы и покидать место сбора. А дым еще долго вился над опустевшей площадкой, словно пророча грозные события, ожидавшие страну впереди.
Пай аула, к которому принадлежали Каушут, Келхан Кепеле, Дангатар и Ходжакули, начинался с того места, которое называлось "тамарисковой рощей". Ходжакули отмерил паи для тридцати своих аульчан и в конце каждого пая сделал в земле зарубки. Хотя это и называлось "тамарисковой рощей", тут давно уже не было никакого тамариска. Земля была покрыта пересохшим кустарником. Перед началом земляных работ надо было сжечь его и расчистить место. С подветренной стороны подожгли сухие кусты, и огонь весело затрещал в сушняке, потянуло дымом. Не только молодые ребята, но и пожилые бородачи по-детски радовались огню, вдыхали испокон веков тревожащий человека горьковатый дым.
Вдруг из-за горящих кустов послышались крики:
— Держи его!
— Не упускай!
— С той стороны заходи! Через огонь не пойдет!
Все с любопытством стали глядеть в кусты. Ходжакули, стоявший к ним ближе всех, разглядел что-то, нагнулся и юркнул вперед, отворачивая голову от огня. Назад он вылез не один. В руках у него бился шакал, крепко схваченный за горло.
Тут же выскочил неизвестно откуда Кичи-кел.
— Брось его сюда. Сейчас устроим потеху!
— Брось его, Ходжакули, божья тварь, пусть живет на свободе, — сказал стоявший тут же Дангатар.
— А когда он дыни твои жрет, не жалко? Не пускай его, Ходжакули, я вам покажу представление!
— Да что это тебе, обезьяна, что ли?
— Сейчас увидите!
Кичи-кел воткнул свою лопату в землю, снял черный кушак, осторожно подошел к Ходжакули и, не давая шакалу укусить себя, завязал ему глаза.
— Пускай! А вы стойте тут!
Ходжакули выпустил зверя. Тот упал, прижался к земле и закрутил очумело головой.
Кичи-кел зашел сзади и закричал, подражая шакалу:
— И-и-и-ий!
Зверь бросился вперед и тут же наткнулся слепой мордой на подставленную кем-то лопату. Шакал отскочил в сторону, опять налетел на лопату, развернулся и сиганул назад… Но куда бы он ни тыкался, всюду его нос налетал то на кирку, то на лопату.
Люди смеялись, даже Дангатар-ага, все время хмурившийся, развеселился. А когда шакал пошел на него, он сам выставил лопату и закричал:
— А ну, пошел назад, рыжая морда!
От постоянной беготни туда-сюда шакал совсем выбился из сил. Ноги его стали заплетаться, и кончилось тем, что он споткнулся, упал и так больше и не смог подняться с земли.