— Очень круто хан за нас взялся! Если каждый день мужчин на коней сажать, через два месяца в аулах ни одного не останется.
— Что он тогда будет делать, когда враг нападет?
— А! Женщин возьмет воевать.
— А его жена будет мингбаши![66]
— Ха-ха-ха!
— Да, Ярмамед, это ты хорошо сказал насчет того, чтобы с женщинами воевать.
— А как же иначе? Если начнешь уничтожать мужчин, они, само собой, переведутся! У них же души не в бутылках спрятаны!
— Представляешь, жена Каушута — с саблей в руках — и за Мядемином!
— Ха-ха-ха!
— А конец платка сзади — как лошадиный хвост!
С приближением яшули смех и разговоры стали утихать. Люди становились так, чтобы получше видеть, что будет впереди.
На возвышение взошли Каушут, Ораз-яглы, Сейитмухамед-ишан, Пенди-бай, Непес-мулла, Тач-гок сердар. Каушут тут же вышел вперед и крикнул:
— Люди! Вы побросали семьи, дома. Все волнуются, ждут, наверное, беды. Я хочу сказать вам сразу успокойтесь. Плохих новостей у меня нет. Враг еще не нападает на нас.
— А чего тогда зря тащить сюда?
— Для того и собрал, что не нападает?
— Тебе делать больше нечего? Нравится, что крикнешь — и люди сразу бегут!
— Го-го-го!
— Тише, люди! Тише! Собрали вас для того, чтобы узнать, сколько в каждом ауле есть оружия. А потом с просьбой хотели к вам обратиться…
— Что за просьбы?
— И так нищих полно кругом.
— Проси, хан, проси! Поделимся, чем богаты!
— Тише!
— Да слушайте, когда хан говорит!
— Люди, тише! Мы у вас не верблюдов хотим просить. Вы знаете, на нас все время нападают. А у нас нет оружия, чтобы защищаться от врагов. И поэтому мы хотим отправить людей к ахальской родне попросить оружия.
— Ну, а мы-то при чем?
— Сам хочешь, сам и проси!
— Люди, дело вот в чем. Мы и сами живем не сказать чтобы сладко. Но в этом году аллах пожалел нас, и урожай был хороший. У ахальцев плохо с зерном. Конечно, они и так оружие дадут, но я думаю, что надо и им помочь. Поэтому мы хотели спросить вас, согласны отдать лишнее зерно, чтобы отвезти в Ахал?
— А если не дадим?
— Силой возьмешь?
— Нет, люди, если не дадите, силой отнимать никто не будет.
— Но ведь как давать, одни мало дадут, другие много?
— Пусть дают, кто сколько не пожалеет. Ругать никого не будем. Наши люди сегодня пойдут по аулам, сыпьте все им.
— Ну, конец теперь?
— Все сказал?
— Нет, еще не все.
— Тогда говорите самого утра на ногах, когда домой вернемся?
— Сказать я вот что еще хочу. Завелись тут у нас слишком храбрые молодцы, и не сидится им на месте.
— Ну и что же?
— Слава богу! Ты, хан, гордиться такими должен!
— Да нет, гордиться тут нечем. Потому что храбрость свою они на то пускают, чтобы грабить проходящие мимо караваны. А те потом в отместку севтер наших и жен поперек седла увозят. И мы все из-за этих разбойников должны страдать.
— Что же ты делать хочешь?
— Конечно, надо их наказать!
— А нам-то что! Кто может, пусть и грабит! Как будто нас не грабили!
— Глаза им выколоть!
— Нет, глаза им выкалывать не будем. Я хочу только, чтобы эти люди вышли сами и признались. И даю ханское слово, вина им будет прощена.
— Прощать таких?
— Нет, все равно не прощать, наказать надо!
— Я сказал, пусть сознаются — и будут прощены. Само собой, до первого нового грабежа. Выходите!
Но из толпы никто не выходил. Хан прождал минуту и подозвал к себе глашатая Джаллы. Он решил, что, может, не все слышали, и велел громко повторить его слова. Джаллы прокричал, но из толпы снова никто не вышел. Тогда был передан новый приказ хана: всем людям разделиться по своим аулам. Толпа задвигалась. Старики сошли с возвышения и подошли к своим. Скоро все сборище разбилось на отдельные группы.
Каушут тоже спустился вниз и подозвал к себе Ораза. Сначала никто не понял, зачем ему мальчик, думали, так просто, ханская прихоть, и с удивлением смотрели, как они вдвоем обходили аул за аулом. И только когда они остановились у одной из групп, стало ясно, зачем был позван Ораз. Мальчик увидел Кичи-кела и указал пальцем на него:
— Вот он, Каушут-ага. Еще у него была белая лошадь. А папаха эта же самая.
— А ну, джигит, выйди вперед, — сказал Каушут притворно ласковым голосом.
Кичи сделал несколько шагов и улыбнулся:
— Ну, если сам хан ханов просит, придется выйти!..
— Придется, богатырь. И штаны снять придется, если хан тебя попросит.
Тут голос Кичи сорвался неожиданно на грубый:
— Нет уж, штаны мои трогать не стоит!