— Постарайся, отец!
— Пусть аллах тебе поможет!
— Сто лет здоровья, если отыщешь его!
— Отец, если устанешь, скажи, мы тебя на руках понесем!
Сары, казалось, ничего не слышал и только был занят своими следами. Неожиданно он сказал:
— А убийца, должно быть, совсем не старый был. И всю дорогу бежал.
— Какой бы ни был, все равно найди его, пусть это даже сам Арап Рейхан[68].
Когда процессия вышла из аула, один человек как бы невзначай приблизился к следопыту и быстро проговорил:
— На ночь помолись получше, Сары-ага. А то можешь, случаем, и не дожить до завтра.
Сары как будто ничего и не услышал, даже не посмотрел на того, кто говорил, но через несколько шагов вдруг неожиданно изменил направление. А человеком, бросившим ему угрозу, был Кичи-кел.
Сары привел людей к берегу реки и там остановился:
— Убийца в воду вошел. А в воде и мои глаза ничего не видят.
Шедшие за ним молча переглянулись. Один из них обратился к следопыту:
— Яшули, разве в такой холод может человек в воду войти? Смотри, по ней же лед еще плавает!
Но Сары погладил свою бороду, поднял глава кверху и глубокомысленно ответил:
— Человек, у которого рука на такое дело поднялась, может и зимой в воду войти. У него кровь не стынет.
Никто не нашелся что сказать на это, с понурыми лицами люди возвращались в селение…
После того как отметили семь дней со смерти Ораза, Дангатар стал сам не свой. На следующий день он даже не дочитал до конца утренний намаз, на полуслове схватился обеими руками за голову и замолчал. Свет, идущий от красных углей, падал на его единственный глаз, и глаз от этого казался налитым кровью. Треск сырых поленьев отдавался в голове старика так, словно стреляли из ружей.
Каркара делала в это время что-то по хозяйству, она заметила, что отец не закончил намаза, и это испугало ее. В обычной обстановке это считалось большим кощунством.
— Папа, что случилось? Почему ты перестал читать?
Дангатар ничего не ответил, только пристально посмотрел на дочь. Когда Каркара встретилась с этим взглядом, по телу ее поползли мурашки. Единственный глаз отца выражал и злобу, и сожаление, и недовольство.
— Папа, что с тобой? У тебя голова болит?
Дангатар ответил не сразу.
— Доченька, убери намазлык[69] совсем. Я теперь никогда не должен читать намаза.
От этих слов Каркаре сделалось еще страшнее, но она постаралась не подавать виду, а как-нибудь успокоить отца, который явно был не в себе.
— Если тебе плохо, папа, можешь выпить чаю и прочитать только конец молитвы, у больного человека аллах все равно примет ее.
Дангатар ударил рукой по полу:
— Я тебе сказал, убери, — значит, убери! Тоже мне ишан! Ты разве не знаешь, что женщина, сколько ее ни учи, все равно не может стать казы?[70] Отца еще учить будет! Не смей и сама читать! Запрещаю!
Каркара впервые в жизни слышала, чтобы отец так грубо разговаривал с ней. Прежде никогда, даже если она случайно била посуду или совершала еще какую оплошность, Дангатар не повышал на нее голоса. Поэтому теперь к горлу ее подступил горький комок, она молча подняла намазлык, свернула его в трубочку и спрятала туда, где он должен лежать. Но неожиданно за спиной ее раздался ласковый, совсем не вязавшийся с последними словами голос Дангатара:
— Каркараджан, доченька, а ну пойди ко мне. Сядь сюда.
Каркара сразу же выполнила его просьбу.
— Надо и нам сходить, доченька…
— Куда, папа?
Но Дангатар теперь задумался о чем-то и не отвечал на ее вопрос.
— Каркараджан, ты знаешь, что ты теперь у меня только одна? Вот, посмотри, — он показал рукой на одеяло. — Тут был Ораз. А теперь его нет. Ты теперь мне одна и сын и дочь. Ты это знай. А то у меня совсем никого не осталось.
Каркара еле сдерживала слезы.
— Папа, ты куда-то звал только что?
— А? — он не понимал дочь.
Вдруг Дангатар взял кочергу, сунул ее в самую середину огня и стал с улыбкой смотреть, как она горит. Каркара подскочила к нему.
— Ты хотел куда-то идти, папа. Куда?
Старик вздрогнул и посмотрел на дочь.
— Куда? Разве ты не знаешь куда?
— Нет, папа, не знаю.
— Мы пойдем к Оразджану. Ведь он там, бедный, один лежит. Ему скучно одному. Посмотри, вот в нашей кибитке туйнук есть. А у него нет. Ему там и дышать нечем. И света нет.
Каркара больше не могла сдерживать себя. Она отошла в угол, села, положила голову на колени и заплакала.
Дангатар с улыбкой посмотрел на нее. Тем временем кочерга, забытая в очаге, наполовину обгорела и свалилась на пол. Дангатар взял ее, но палка была горячая, и он тут же бросил ее и засунул обожженные пальцы в рот.