Впереди показался аул. Дангатар не мог сообразить, куда он попал. После, когда подошел поближе, узнал кибитку Пенди-бая, остановился и позвал:
— Пенди-бай! Пенди-бай!
Никто не откликался. Дангатар закричал снова:
— Пенди-бай, ов! Пендиджан, ов!
Наконец ширма откинулась, и из кибитки вылез Мялик. Вид у него был раздраженный.
— Кому там надо Пенди-бая? Нет его, уехал в Горгор!
Дангатар быстро пошел к Мялику.
— А ты кто такой, родственник его? Как тебя зовут?
Мялик узнал Дангатара и сильно смутился. Он слышал, что старик тронулся после того, что случилось, да это и ясно было, раз Дангатар не узнал его. Мялик решил подыграть старику, притвориться, что они в самом деле незнакомы, и почтительно ответил:
— Я сын его, яшули. Меня зовут Мялик-бай. Если вам что надо, говорите.
Но старик обрадованно закричал:
— А, Мялик-бай, это ты! Что же я сразу не узнал! Саламалейкум, Мяликджан! Саламалейкум, Мяликулиджан! Как живешь, Мяликджан?
Мялику было в крайней степени не по себе. И он, не поднимая головы, ответил:
— Саламалейкум, яшули. Хорошо живу, спасибо.
— А дома как, все в порядке?
— И дома в порядке.
— Слава богу. И туйнук вашей кибитки тоже в порядке?
Мялику уже лень было отвечать.
— А кобыла ваша здорова?
Мялик наконец не выдержал и зло закричал на старика:
— Да какого тебе дьявола до нашей кобылы?!
Но Дангатар как будто ничего и не расслышал.
— И жеребеночек ее здоров, его ночью не зарезали?
У Мялика внутри все задрожало.
— Слушай, яшули, если тебе чего надо, говори и убирайся отсюда.
Дангатар странно улыбнулся:
— Говоришь, убирайся?
— Да, убирайся.
— А куда убирайся?
Мялик махнул рукой, повернулся и хотел было идти, по старик ухватил его за рукав:
— Эй, не уходи, подожди немного.
Мялик остановился, какая-то сила приковывала его к старику и заставляла слушать его бред.
— Если ты никому не скажешь, я тебе открою один секрет.
Мялик молчал.
Только поклянись сначала.
— Ну да, я клянусь.
— А чем клянешься?
— Чем хочешь.
— Тогда поклянись навозом быка.
— Хорошо, считай, что я поклялся.
Дангатар притянул к себе Мялика и зашептал ему на ухо:
— Так вот, вчера мне приснился сон. Ты Оразджана знаешь?
Мялик с трудом ответил:
— Нет, не знаю я никакого Оразджана.
— Не знаешь?.. Ну все равно… Приходит ко мне Оразджан и говорит: "Папа, этой ночью меня зарезал Мяликджан!" Это правда, Мяликкули?
У Мялика и руки и ноги сделались как ватные. Он был не в силах поднять голову и не знал, что делать. Турнуть отсюда этого старика или стоять столбом и смотреть на его страдания? И тут он услышал всхлипывания и поднял голову. Старик уже отошел в сторону, присел на сырую землю, скрестив под собой ноги. Он рыдал, и слезы лились из его единственного глаза.
Мялик против своей воли подошел к старику и присел перед ним на корточки. Ему отчего-то безумно захотелось признаться в своем преступлении, но он не знал, с чего начать. И поэтому проговорил только:
— Не плачь же, яшули!
Дангатар протянул руки и положил их на плечи Мялика.
— Кому же, как не мне, плакать, Мяликджан! Бог побил меня обеими руками, сынок. Моего сына убили! Единственного моего сына! Что мне теперь делать? Я уже и невестку ему нашел… А его убили. И меня убили.
Мялик почувствовал, что не может больше скрывать тайну от старика, и открыл уже рот, но тут к ним подошла Огултач-эдже, услышавшая из кибитки странные речи.
Увидев ее, Дангатар перестал улыбаться.
— Огултач-эдже, саламалейкум!
Мялик встал на ноги и опомнился, ему стало страшно, оттого что едва не выдал самого себя. Но теперь он сделался снова таким, как всегда, и не чувствовал уже ни малейшей жалости к несчастному старику.
— Мама, это Дангатар, у которого убили сына.
Старик перестал плакать и улыбнулся:
— Саламалейкум, Огултач-эдже!
Огултач хотела что-то сказать, но старик перебил ее:
— Я завтра сына женю, невестка. Обещал сватам одну овечку. Если я не дам овечку, сваты уедут, не отведав шурпы[78]. Свадьба должна быть свадьбой, пусть сваты отведают нашей шурпы. Дай мне взаймы одну овечку, Огултач.