Огултач-эдже сообразила, что старик не в своем уме, но не стала его огорчать. Ей хотелось хоть чем-то утешить несчастного.
— Мяликджан, сходи в загон и приведи одну овцу.
Мялик усмехнулся и пошел к загону. А Огултач-эдже присела рядом с Дангатаром.
— Невестка, послушай, я тебе сейчас все расскажу.
— Расскажите, Дангатар-ага, не бойтесь, расскажите.
— Сына моего убили, Огултач-эдже. Что мне теперь делать? Кто отомстит за него? Я совсем один, я старый, и родственников у меня нет, некому за меня постоять, Огултач!
У женщины на глазах заблестели слезы.
— Ах, собака какая, чтобы руки у него отсохли, чтобы язык у него в болячках стал, чтобы жизни ему не было, этому убийце!.. Ах как мне жалко вас, Дангатар-ага!..
Мялик принес черного ягненка и опустил его на землю перед Дангатаром. Ягненок был совсем ручной и не пытался убежать, только заблеял жалобно: "Ме-е-е!" — и посмотрел с любопытством на старика.
— Ай какой ягненок! Ты и блеешь еще! — Дангатар погладил его мордочку. — Вот подожди, вырастешь, большим бараном будешь.
Дангатар вдруг оттолкнул ягненка, поднялся на ноги и, не говоря ни слова, пустился, как маленький, вприпрыжку. Он убегал прочь, а Огултач-эдже долго смотрела ему вслед, потом с тяжелым вздохом сказала:
— Кто же этот проклятый убийца, чтоб ему пусто было!
А проклятый убийца стоял рядом с опущенной головой и молча рассматривал носки своих чарык.
В середине пути к Мядемину подъехал мингбаши Абанур Ниязмахрем с молодым воином из ханского войска.
Хан вопросительно уставился на своего мингбаши.
Тот, низко поклонившись, доложил:
— Хан-ага, этот юноша не хочет воевать. Что прикажете сделать с ним?
Мядемин был зол, он не любил останавливаться в пути. Но тут преобразился вдруг, стал добрым, великодушным человеком.
— Да? Не хочет воевать? — Хан сочувственно перевел глаза на юношу. — Что же, молодой человек, с тобой случилось? По родным заскучал?
— Да и по родным тоже.
Хан нарочито вздохнул:
— Мама вспомнилась?
— Да, вспомнилась.
— А еще что тебе вспомнилось?
— А еще я не хочу убивать бедняков, таких же, как мы сами. У меня, хан-ага, рука на них не поднимается.
Мядемин покачал головой:
— А ты случайно не мерин?
— Нет, хан-ага, у меня два сына есть.
— И ты уверен, что твои?
Юноша молчал, не зная, что отвечать на это оскорбление. Вместо него ответил сам хан:
— Да нет, навряд ли они твои, наверное, они твоего соседа.
Юноша сжал кулаки и опустил голову.
Как раз в эту минуту вернулся на взмыленном коне Бекмурад-теке, подал хану клетку с птицей и отъехал на два шага, ожидая нового приказания. Лицо хана на миг просветлело. Он поднес клетку к лицу, дунул в нее, перепелка затрепыхала крыльями и перепрыгнула из одного угла в другой. Хан не глядя протянул клетку назад, один из слуг тут же подлетел и бережно принял ее.
— Хан-ага, так что делать с ним? — спросил снова Ниязмахрем. — Отправить его домой?
— А мы спросим сейчас у теке.
— Я готов служить, хан-ага, — тут же угодливо ответил Бекмурад.
— Ну вот. Скажем, был бы ты третьим сыном Аллакули-хана…
— Лепбей[79], брат! — живо откликнулся Бекмурад, уже представивший себя младшим братом Мядемина.
— …и ведешь ты, представь, целое войско. А один твой воин не хочет воевать, хочет вместо того, чтобы идти в Мары, возвращаться в Хиву… На полпути он струсил… Ну, и что бы ты сделал с ним?
Бекмурад-теке взглянул на юношу и понял, что речь идет о нем. Теке не сразу сообразил, что ответить. На этого парня ему было наплевать, но он боялся, как бы ответ его не разочаровал хана и Мядемин бы не сказал: "Какой из тебя сын Аллакули-хана!" Но и заставлять ждать тоже было нельзя. С подобными вопросами хан обращался разве только к Мухамеду Якубу Мятеру, а уж с наемными сотниками, вроде Бекмурада, и здоровался даже не всегда, поэтому случая терять было нельзя. И Бекмурад-теке изобразил на своем лице негодование и воскликнул:
— Был бы я младшим сыном Аллакули-хана, я бы сказал, что таких трусов надо живыми в землю зарывать!
Мядемину ответ понравился, он кивнул головой, тряхнул поводом и, не добавляя больше ни слова, двинулся вперед. Бекмурад-теке тоже было тронулся вслед за ханом, но, проехав рядом некоторое расстояние, подумал, что может показаться Мядемину слишком назойливым, и попросил его позволения вернуться назад и проследить, как будет исполнен приказ "младшего сына Аллакули".
Прямо на том месте, где состоялся суд, два человека уже рыли яму, поднимая облако пыли, а юноша стоял рядом и старался не глядеть на них, словно не он сейчас должен был лечь живым в эту яму без савана и отходной молитвы.