Ниязмахрем от этих слов тоже разъярился.
— Ну, вы, туда же захотели? Бросайте его в яму!
Двое воинов опять приблизились к осужденному. В последнее мгновенье юноша поднял голову и крикнул:
— Маруф-эке[80], только матери не говорите!..
Его толкнули в спину, и он, как колода, свалился на дно могилы.
Лопаты заработали вовсю. Из ямы раздался глухой вопль. Но он длился недолго. После очередной лопаты стало снова тихо, и только слышались шлепки песка в уже засыпанную почти до самого верха яму.
От Пенди-бая Дангатар отправился в соседний аул, где жил Сейитмухамед-ишан.
Как только он подошел к первой кибитке, женщины, занимавшиеся чем-то во дворе, торопливо всё побросали и вбежали в дом. Дангатар подошел к самой кибитке и толкнул дверь. Но она не поддавалась. Тогда он громко сказал:
— Эссаламалейкум всем!
Из кибитки не раздалось ни звука в ответ, как будто там никого и не было. Тогда старик начал отвечать себе сам.
— Валейкум эссалам, Дангатар-хан! Как дела?
— Благодарю, все у меня хорошо.
— Входи в дом, хан-ага, будь гостем!
— Ай, некогда мне по гостям рассиживать. Просто я должен вам сообщить одну вещь.
— Говори, рады тебя слушать, Дангатар-ага.
— Завтра я женю сына. Женщины, дети, старики, — всех прошу ко мне на свадьбу!
— Желаем тебе удачи, Дангатар. Даст бог, обязательно придем.
— Ну, я пошел тогда.
И Дангатар пошел дальше.
Следующая кибитка, возле которой он остановился, принадлежала Ширшеп-эдже. Сама старуха по обыкновению сидела возле порога и, потея, пила чай из огромного чайника, который стоял у ее ног. Появление Дангатара не слишком ее обрадовало, она уже слышала, что он сошел с ума, и поэтому разговаривать с ним было мало радости, но прятаться неповоротливой старухе было уже поздно. Когда она сообразила это, то решила, что лучше теперь не бежать, раз все равно не убежишь, а лишний раз выслужиться перед аллахом, и сама первая ласковым голосом поздоровалась со стариком:
— Саламэлик, Дангатарджан, как дела, как здоровье?
— Спасибо, у меня хорошо. А почему ты про детей не спрашиваешь, Ширшеп?
— Как дети, здоровы ли, Дангатар?
— Слава богу. А почему ты не пригласишь меня сесть рядом с собой?
— Сделай милость, садись, Дангатарджан!
— А почему ты не предлагаешь мне чаю, Ширшеп?
— Пей чай, Дангатарджан!
— Нет, спасибо, не хочу. Теперь ты можешь меня спрашивать.
Ширшеп не знала, про что спрашивать старика. Она оглядела его с ног до головы и заметила три небольшие дочиста обглоданные кости, подвешенные у него возле пояса на веревочном кушаке, и осторожно спросила:
— А это что за украшения у тебя, Дангатарджан? Дангатар высокомерно посмотрел на нее:
— А ты что, сама не видишь или они тебе слишком простыми кажутся?
— Что ты? Нет совсем, Дангатарджан, только никак не пойму, что это такое?
— Вот это стрела, видишь, вся в золоте, — показал Дангатар на первую кость. — А это кинжал, он мне достался от Кероглы-бека, а это кольчуга от Сапара-косе[81]. Ну, что еще тебе непонятно?
— Нет, теперь все понятно, Дангатарджан.
— Тогда я тебя буду спрашивать.
— Спрашивай, Дангатарджан.
— Ты мне отдашь вот эту кочергу? — он показал на закопченную кочергу, лежавшую возле порога кибитки.
— Бери, ради бога, Дангатарджан! Я ведь ее специально для тебя и приготовила!
Дангатар тут же вскочил на ноги, схватил кочергу и, как мальчишка, оседлал её.
— Похож мой конь на Кырата[82] Кероглы-бека?
Ширшеп-эдже не так поняла вопрос Дангатара и ответила:
— Да Кырат в подметки ему не годится!
— Врешь! Это и есть Кырат, а лучше Кырата ничего на свете не может быть!
— Да, прости, Дангатар, я ошиблась, правда, это и есть Кырат, я его сразу не признала.
— Не признала? Как это можно не признать? Может, ты и есть та старуха, которая украла у Кероглы коня?
— Да мне уж ни кони, ни ишаки больше не нужны, Дангатарджан…
Дангатар теперь замолчал и, не слезая со своего "коня", сосредоточенно смотрел в одну точку. Ширшеп-эдже было страшно молчать с сумасшедшим, ей казалось, что когда он молчит, то готовится к чему-то нехорошему, и поэтому она снова решила завести разговор.
— А тебе больше не хочется ничего у меня спросить, Дангатарджан?
— Мне у тебя еще много чего спросить надо.
— Ну, спроси тогда.
— Скажи мне, сколько тебе лет?
— Семьдесят три.