Последний удар швырнул Райфа к его мечу, и когда Шатан Маэр приблизился для последнего удара, он взялся за рукоять.
Сердце демона принадлежало ему.
- За Битти! - вскричал Райф и вогнал меч между ребер в сердце.
Нееееееееет... прокатилось глубоко внизу, в месте схождения двух миров. Один из Последних, беззвучно смеясь, смотрел на Райфа через исчезающую теневую дверь. С шумом всосав в себя наполняющие комнату сгустки тьмы, дверь пропала, но след от нее надолго остался в воздухе.
Время смешалось. Теневые двойники толпились вокруг, медленно сливаясь с Райфом. Шатан Маэр рухнул ему на грудь, и Райф не знал, хватит ли у него сил сбросить с себя демона. Вес чудовища медленно выдавливал воздух из его легких, теневая кровь, едкая как кислота, промочила рубашку. В остальном, учитывая все обстоятельства, Райф чувствовал себя сносно.
"Мы способны быть чем-то большим", - сказал Адди, и он был прав. Жаль, что его нет здесь сейчас - помог бы Райфу свалить с груди эту тушу.
Время уходило. Райф знал, что ему тоже пора уходить. Он попытался сдвинуть мертвого демона, и у него тут же заболело все, что прежде не давало о себе знать. Гримасничая, он снова сделал усилие. Иногда стоит потерпеть. Боль доказывает, что ты жив, а это сейчас самое главное.
Напрягшись, Райф сбросил с себя Шатан Маэра.
Пора идти за Медвежкой и начинать новую, лучшую жизнь.
Снаружи, само собой, светило солнце. Фокусы Глуши неистощимы, в этом ей не откажешь. Медвежка встретила Райфа у ворот крепости, и они вместе пошли на восток - а может, на юг. В Глуши ни в чем нельзя быть уверенным.
ЭПИЛОГ
ДОРОГА ЦВЕТОВ
Ангус Лок остановился в Трех Деревнях, чтобы купить цветов. Он знал, что это глупо, ведь у Дарры свой цветник, но ему хотелось оказать ей внимание. Солнце стояло высоко и, может быть, даже пригревало - ему было трудно судить об этом в своих многочисленных зимних одежках. В полях резвились ягнята, и Ангус улыбался, глядя, как они роются в густой шерсти своих маток. "Мы все когда-то были такими же маленькими и беззащитными", думал он.
Его улыбка померкла, когда он вспомнил, что Дарре и девочкам пришлось одним управляться с весенним окотом. Они у него славные, работящие девчушки, но это не женская работа. Возможны всякие осложнения. У жены, правда, руки куда более умелые, чем у него самого, но Ангусу все-таки не хотелось бы взваливать на нее этот тяжкий труд. В последнее время он сожалел о многих вещах, и все они касались не его, а кого-то другого.
Маленький рынок, собиравшийся каждые десять дней на деревенской площади, уже сворачивался. На прилавках осталось что поплоше: зеленые бобы с черными пятнами, вялые капустные кочаны, склизкий лук-порей. Тот, кто рискнет пообедать в "Овечьем копытце", непременно встретится с этим луком снова - можно подумать, что тот обладает способностью перемещаться сам по себе.
Увидев девочку с большой корзиной подснежников и душистого горошка, Ангус направил коня к ней.
- Сколько ты просишь?
- Медяшка пучок.
- Нет, за всю корзину?
Девочка, младше Касси, но чуть постарше Бет, вытаращила глаза. Хорошенькая, но его дочки лучше. Чтобы избавить ее от путаных подсчетов в уме, он протянул ей золотую монету.
- Привяжи корзину к седлу какой-нибудь красивой ленточкой, и будем в расчете.
У нее хватило ума не спорить.
- Как тебя звать? - спросил Ангус, пока девочка привязывала корзину мозолистыми, загрубевшими от крестьянской работы руками.
- Бронни.
- Разменяй монету перед тем, как идти домой, Бронни. Половину отдай своему батюшке, а на остальное купи себе чего хочешь. Никто ведь, кроме нас с тобой, не знает, сколько ты выручила за цветы. - И Ангус уехал, видя по лицу девочки, что она побоится последовать его совету.
Ну что ж, как знает. Он уже чуял запахи родного дома. Крольчатину в кухонном горшке и ту липкую медовую жуть, которую вечно печет Бет. Видят боги, только дуралей с любящим сердцем способен безропотно есть подгоревшую стряпню своих женщин!
Скорее бы уж. Предосторожность требовала ехать кружной дорогой, мимо старой рощи и ручья, но пусть предосторожность отправляется ко всем чертям. Слишком долго он был осторожен. Домой он поедет самой короткой дорогой.
Цветы от быстрой скачки падали из корзины, и он усмехался, представляя, какой след за собой оставляет. Какой-нибудь дурачок, чего доброго, пойдет по нему, думая, что цветочный след приведет его к принцессе - а вместо нее найдет старого страховидного объездчика, от которого поцелуя уж точно не дождешься.
Когда он повернул с дороги на тропку, ведущую к его усадьбе, веселья у него поубавилось. Что-то дыма нет - Дарра, наверно, вычищает очаг. Легкая дрожь прошла по плечам Ангуса. По этой тропинке уже несколько месяцев никто не ходил - вон как она заросла. И ветки у яблонь в восточном саду не подрезались с самой осени, а ведь Дарра всегда ходила за ними, как за детьми.
У Ангуса пересохло во рту.
Объехав поросший ежевикой пригорок, он увидел свой дом - сгоревший дом. Стены черные, крыша местами провалена. Мозг вобрал в себя эти подробности еще до того, как Ангуса захлестнул ужас. Это случилось уже давно. Гарью не пахнет, и копоть на стенах размыта многочисленными дождями.
- Они ушли, - произнес он вслух, плохо сознавая, что делает. - Они ушли отсюда в другое место.
Но он слишком долго состоял в обществе фагов, чтобы тешить себя ложными надеждами. Двадцать лет он готовился к худшему - и теперь оно пришло.
Сулльский конь, все понимающий, сбавил шаг, чтобы хозяин мог спешиться. Ангус, ступив ногами на землю, предложил богам сделку.
- Возьмите меня. Верните их и возьмите меня взамен.
Боги не ответили ему, потому что давно уже умерли.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Ангус вошел в свой дом.