Но улыбка меркнет, и сознание своего одиночества заново пронзает его сердце кинжалом. Часы тянутся в ничем не освещаемой тьме. Проходят дни, но он не знает об этом. Когда же придет Приносящий Свет, и покормит его, и прикоснется к нему? Он спит, просыпается и засыпает снова. Иногда мясные мухи проедают его кожу и ползают по его лицу в поисках света. В темноте они не могут летать, как заметил он, и вскоре устают, а потом умирают. Он не шевелится, накапливая силу. Он нанизывает крупицы этой силы, как бусины на нить, а собрав сколько нужно, позволяет своему разуму подняться туда, куда тело не может.
Раньше в этих серых пределах было тихо, как в повисшем над озером тумане, — теперь там шевелятся наводящие ужас создания. Умирающему трудно бояться чего-то помимо смерти но человек тем не менее испытывает страх. Эти создания знают его имя. «Баралис, — зовут они. — Сердце Тьмы. Ты наш, и ты нам нужен. Жди, и скоро мы придем за тобой».
Человек содрогается. Он сделал в своей жизни много страшных вещей, но так и не решил, злодей он или нет. Прошлое почти уже не принадлежит ему и вряд ли имеет право его судить. Ему вспоминается большой королевский замок, и чье-то хрупкое детское тело, и ад, растворенный в красном вине. И огонь, всегда огонь — огонь, охватывающий его одежду и бьющий ему в лицо.
Все еще дрожа, человек прислоняется головой к холодному железу. Скоро ли придут существа, зовущие его? И чем он станет, если позволит им прикоснуться к нему? Они соблазняют его, обещая ему отмщение. «Твои враги — наши враги. Сожги их ненавистную плоть». Такие слова — великий соблазн для беспомощного человека, и он не знает, сумеет ли устоять против них. Он, возможно, уже уступил бы, если бы не был уверен в одном: есть где-то некто, разыскивающий его.
Он не знает, откуда ему это известно. Невозможно узнать, откуда берется знание. Он просто знает, что его любят, что его ищут, и это дает ему волю продолжать. Его глаза смыкаются, сон овладевает им, и ему снится, будто он посылает весть тому, кто его любит. «Я здесь. Приди ко мне». И тот, кто любит его, слышит и приходит.
11
КЛЯТВОПРЕСТУПНИКИ
Сквозь остовы мертвого леса Райф видел внизу озеро с проведенными углем чертами на льду и понимал, что добрался до мест, где живут люди. Он уже видел раньше такие линии. Десять лет назад, когда настала жестокая стужа и все проточные воды в клановых землях замерзли, кланники чертили их сажей на льду. Сажа впитывает скудные лучи солнца, и лед под ней тает. Райф не ожидал увидеть подобное здесь, всего в пяти дневных переходах к востоку от гор, и в нем зашевелился страх.
Здесь, в бледных скрюченных лесах на западном краю Глуши, не должно быть никакого жилья. У кланников эти места зовутся Белыми Пустошами, и только лоси с карибу осмеливаются проходить через них к лиловым вересковым полям Дхуна.
Райф поправил на плечах котомку. На переход через горы у него ушло много дней, хотя Садалак и показал ему путь к перевалу. Хорошо еще, что погода стояла хорошая — единственная буря, которую Райфу пришлось пережидать, застала его у самого Ловчего перевала. Больше всего донимал его ветер, который дул постоянно, отнимая тепло и силы. Вот и теперь он трепал орлийский плащ Райфа и шевелил волосы. Слышащий снарядил Райфа на славу, и путника защищали от холода три слоя тюленьих шкур, но ледяное дыхание Глуши и сквозь них проникало.
Она лежала там, на севере — шире досягаемости взора кого-либо из кланников, бескрайняя, как само время, непостижимая и непроходимая Великая Глушь. На всех картах, которые рисовал Тем для своих детей, Глушь представала белым пятном. В кланах говорят, что в ней, мертвой, стылой и сухой, как пустыня, обитают призраки — даже боги не ведают, что происходит там.
Райф со своего места над озером обратил взгляд на север. После перехода через горы воздух стал особенно ясным, не замутненным ни пылью, ни тепловыми потоками. Казалось, что дальние деревья и скалы отстоят от тебя не более чем на половину дня, но это был обман зрения. Райф начинал понимать, что ему понадобятся недели, а то и месяцы, чтобы дойти до видимых на горизонте примет. Увидев впервые озеро с высоты перевала, он думал, что придет к нему еще до заката, а на деле затратил на это девять дней: шесть, чтобы спуститься с гор, и еще три, чтобы пройти через лес.
Теперь он достиг наконец своей цели, но удовлетворения не почувствовал. Великая Глушь вселяла в него тревогу своим близким соседством и своей огромностью. Несчетные лиги пустоты, нарушаемые лишь разрушенными скалами, ледниками и кальдерами.
А тут еще и какие-то неизвестные поселенцы, которые расчерчивают углем озерный лед, чтобы добыть себе воду для питья. Райф разглядывал берега озера и примыкающий к нему лес, но дыма нигде не видел. Причалов и лодок, вмерзших в лед, тоже не наблюдалось, а человеческие следы Райф на таком расстоянии различить не мог. Может, спуститься и поискать их? Или повернуть на юг от греха подальше?
Райф колебался. В этих краях он не знал никого и ничего. Стоило только посмотреть на деревья, сухие и искривленные — достаточно одной искры, и они заполыхают. Кто же живет там, внизу? Не Увечные: те помещаются ближе к клановым землям, на пустошах восточнее Дхуна. Райф всматривался в гущу стволов, решая, как же ему поступить. Становилось поздно, и воля его слабела вместе с дневным светом. Он не отдыхал с самого утра, и колени у него разболелись от долгой ходьбы под гору. Дрей говорил ему, что спускаться с гор утомительнее, чем подниматься, а Райф ему не верил — до этих самых пор.
Дрей... Райф внезапно встал и зашагал вниз.
Он говорил себе, что те, нижние, скорее всего уже заметили его одинокую фигуру на склоне. Просунув руку под плащ, он нашарил самодельные ножны из тюленьей шкуры, где заключался меч. Райф счистил с клинка ржавчину, насколько сумел — для этого ему служил серый корунд, которого в горах полным-полно. Чтобы добиться чего-то большего, нужен жернов. Райф с каким-то мрачным удовольствием думал, что в тело клинок войдет легко, а вот обратно выйдет не так просто.
Держа руку на рукояти меча, он спускался по лесистому склону. Сосновая хвоя и льдинки похрустывали под ногами. Где-то на юге, встречая ночь, ухала сова. Сумрак стлался по земле, поднимаясь медленно, как туман, а небо между тем еще горело красным огнем заката. Стали загораться звезды — сперва десятками, потом тысячами; Райф в жизни еще не видел столько звезд. Ветер вдруг улегся, и стало слышно, как трещит лед на озере. Райф, удвоив осторожность, решил не выходить на открытый берег.
Он стал огибать озеро, не выходя из леса. Живот сводило от голода, но Райф почти не замечал этого. В тихом воздухе не шевелилась ни одна ветка. Наступив на что-то теплое, Райф чуть не вскрикнул, но потом увидел, что это мертвая, не успевшая еще остыть лиса. Облизнув сухие губы, он пошел дальше и под старой драконьей сосной заметил двух дохлых ворон — а после нашел и человеческие следы. Много следов, в том числе и свежих. Они складывались в тропинку, ведущую к озеру.
Райф сам не понял, когда вытащил меч. Клинок серебрился при свете звезд. Тропинка впереди расширялась, и на ней виднелись другие признаки человеческого присутствия: потерянная подкова, замерзший конский навоз, оброненная полоска вяленого мяса. Все бы ничего, если б не усталость. Несколько недель трудного пути взяли свое: Райф думал и действовал чуть медленнее, чем следовало. И еще ему казалось, что здешний воздух, несмотря на холод, потрескивает, будто перед грозой.
Впереди возникло какое-то сооружение. Подойдя поближе, Райф разглядел бревенчатый палисад, политый водой и превратившийся в ледяную стену. Он уже видел такие укрепления на городских землях и восхищался их простотой: лед гасит огонь и делает частокол почти неприступным. Но в кланах подобных стен он не встречал никогда.