Огонь угас быстро, и лошадка осторожно переступила через дымящиеся камни. Мертворожденному это не понравилось, и рубец у него на лице зловеще пульсировал.
— Это работа жирного ублюдка Юстафы. Он знает, что это я, и нарочно пугает лошадь до полусмерти.
— Откуда это стреляли?
— Сверху, — махнул рукой Мертворожденный. Злость не мешала ему нашептывать пони ласковые слова. — Там есть сторожевые гнезда. Я тебя предупреждал, кланник. Не говори потом, что знать ничего не знал.
Райф совсем повесил голову. Теперь уж делать нечего, надо идти до конца.
Встречающие собрались вокруг костра. Клинки казались оранжевыми, молоты и прочие боевые орудия отбрасывали на камень причудливые тени. Увечные стояли молча и ждали. Несколько человек были в доспехах, прочие просто кутались в шубы от ночного холода. При пляшущем свете костра трудно было разглядеть, чего недостает у каждого из них. Внимание Райфа привлек один из них, худощавый, небольшого роста — он стоял в стороне от других и тем не менее давал понять, что представляет собой сердцевину этого сборища.
— Мертворожденный, — произнес чей-то высокий тенор, — я слыхал, твою лошадь обстреляли. Надо было сразу дать знать, что это ты. — Вперед вышел толстяк в бобровой шубе. — Глядишь, и копыта целее были бы.
Кто-то за спиной толстяка заржал, но стоящий в стороне человек даже не шелохнулся.
Мертворожденный, пробуравив толстяка взглядом, бросил Райфу:
— Сгружай мясо.
Райф порадовался возможности чем-то заняться. От пристальных взглядов Увечных его бросило в пот. Теперь, подойдя поближе, он уже мог различать их увечья: недостающую руку, хромую ногу, сломанную челюсть, разодранную щеку, горб на спине. Чувствуя острую боль в собственном ополовиненном пальце, Райф стал снимать с пони мороженую лосятину. Мяса было много, хотя они с Мертворожденным поджаривали себе лучшие куски и не слишком бережливо распоряжались тем, что осталось. Лошадка, довольная, что ее освободили от груза, принялась брыкаться и мотать головой. Надо будет вычистить ее как следует, чтобы не пахла тухлятиной. Пока Райф трудился, Мертворожденный молчал, не отрывая тяжелого взгляда от того, кто стоял отдельно. Лишь когда у его ног выросла куча мяса, он заговорил, опустив к ней сжатый кулак:
— Я привез мясо. Свежая убоина. На шестьдесят человек хватит. Что добыл за это время ты, Траггис Крот?
Увечные вокруг костра так и замерли. Толстяк в бобровой шубе открыл было рот, но промолчал. Все взгляды обратились к стоящей во мраке фигуре. Силуэт Траггиса Крота, без плаща и шубы, чернел на фоне огня, и Райф пока не замечал в нем никакого увечья. Не выходя на свет, он сказал:
— Я ни перед кем не отчитываюсь, Мертворожденный. И если ты вздумаешь повторить свой вопрос, он будет стоить тебе жизни.
Люди у костра подобрались. Ноги переступали на месте, руки тянулись к оружию, языки прохаживались по сухим губам. Толстяк достал мечелом — полуторафутовую стальную вилку, хорошо приспособленную для захвата длинных клинков. Теперь он почему-то больше не казался таким уж толстым.
— Не хочешь ли помериться со мной, Мертворожденный? — спросил он своим высоким певучим тенором. — Тем более что у тебя появился новый меч.
Мечелом Райф видел только раз в жизни — среди сокровищ вождя Наирри Гнаша. В кланах их не делают — их привозят из города Ганатты на Дальнем Юге, где работает кузнецкая гильдия, свято хранящая секрет несокрушимо прочных зубцов. Мертворожденный сохранял спокойствие, но Райф видел, что предложение толстяка его отнюдь не прельщает.
— Убери его, Юстафа. Чего ты так рвешься в бой? Можно подумать, что атаман сам за себя не может ответить.
Толстяк улыбнулся так, будто Мертворожденный очень его позабавил. Он проделал танцевальный пируэт, изумив Райфа своей быстротой и грацией, и мечелом в мгновение ока исчез с глаз долой.
— Печальным станет тот день, когда ты отправишься в Ров, Мертворожденный. Кто будет смешить меня, когда ты нас покинешь?
Мертворожденный, не отвечая ему, вновь перевел взгляд на атамана, Траггиса Крота.
Тот выжидал время и держался все так же неподвижно, как охотник, приманивающий дичь под выстрел. Большое полено в костре рассыпалось, стреляя искрами, и атаман наконец промолвил:
— Мертворожденный, твой язык того и гляди украсит собой кучу этого мяса.
Колеблющийся от жара воздух помешал Райфу рассмотреть, что произошло дальше, — он уловил лишь, что атаман проделал какое-то нечеловечески быстрое движение. Зато в следующий миг Райф увидел сразу две вещи: нож Траггиса, приставленный к горлу Мертворожденного, и атаманово увечье.
Кожаные ремни, перекрещиваясь на его лбу и щеках, удерживали на месте деревянный нос. Его нож тихо, как дыхание, уперся Мертворожденному в кадык. Когда-то атаман был красивым мужчиной, если судить по лепке его лба, высоким скулам и угольно-черным глазам. Маленький рост и сухощавость позволяли причислить его к породе горцев-овчаров, всю жизнь лазающих по скалам. На Райфа он метнул один-единственный взгляд и тут же снова обратился к Мертворожденному:
— Ты согласен отдать свое мясо мне?
Рука Мертворожденного лежала на рукояти заткнутого за пояс молотка, и выше бычьих рогов бугром вздулись мускулы. Дышал он легко, остерегаясь поранить горло о нож атамана. Райф огляделся. К костру подходили другие Увечные, и позади собралась кучка женщин. Глядя на их голодные безжалостные лица, Райф спрашивал себя, чего они хотят больше — мяса или крови. И угораздило же его остаться совсем без оружия. Здесь никто и пальцем не шевельнет в защиту Мертворожденного — это видно по их глазам.
Траггис Крот слегка надавил ножом на горло Мертворожденного, и тот сказал:
— Забирай.
Траггис осклабился, и Райф подумал, что сейчас он заставит Мертворожденного повторить это еще раз, погромче, чтобы все слышали. Но тот взял свое по-другому, ловко надрезав кожу на горле. Кровь обагрила длинный охотничий нож, и атаман вытер его о плечо Мертворожденного.
— Братья Рва! — крикнул он остальным. — Я принес вам мясо. Пусть женщины возьмут его и приготовят.
Увечные вскричали «ура».
— Крот! Крот! — затянул толстяк, и другие подхватили его припев. Кто-то вышиб затычку из бочонка с пивом, женщины кромсали мясо ножами, вновь прибывшие зажигали факелы от костра, колченогий ребятенок бренчал что-то на дощечке со струнами.
Мертворожденный не двигался с места. Кровь у него на горле уже подсыхала. Его обезображенное лицо подергивалось, показывая, чего ему стоит овладеть собой, и торчащий из шеи зуб ходил вверх и вниз, точно кусая кого-то. Заметив, что за ним наблюдают, Мертворожденный мотнул головой, давая Райфу знак держаться позади и не высовываться.
Но Траггис уже повел своим деревянным носом, словно учуял что-то, и остановил черный взгляд на Райфе.
— Мы с ним охотились вместе, — небрежно бросил Мертворожденный. — Он орлиец. Я его встретил на Травяном Взгорье, он шел сюда. Хороший охотник, не дармоед какой-нибудь.
— Да ну? — Атаман смерил Райфа взглядом. — Я вижу, ты отрезал ему полпальца. Хотел лишить меня удовольствия отчекрыжить всю руку, да?
— Просто оставил то, что необходимо ему для охоты. — Голос Мертворожденного перестал притворяться беззаботным и сделался грозный. — Или ты так боишься всех, у кого обе руки на месте, что готов сделать человека ни на что не годным, лишь бы соперника обезвредить?
Траггис Крот издал короткий, резкий смешок, не имеющий с весельем ничего общего.
— Соперника? В этом гадючьем гнезде на краю света? Если кто-то здесь так захочет стать атаманом, что решится вышибить мне мозги, я противиться не стану, уверяю тебя. Мы тут все прокляты. Морозы жрут нас заживо, и тени поднимаются из глубин. Покажи мне человека, у которого кишка не тонка меня одолеть, и я охотно отправлюсь в Ров.