Райф бросил быстрый взгляд на Юстафу, но тот воздел глаза к небу, говоря всем своим видом, что ничего подсказать не может.
Танджо тем временем принял лук от малолетнего мальчика, по виду своего сына. Мальчик с торжественным поклоном подал отцу шестифутовый лук на шелковой подушке с вышивкой и кистями. Ребенок был красивый, с гладкой кожей и большими, жадными до знаний глазами. На месте мочки его правого уха осталась аккуратная полукруглая выемка. Это скорее всего сделал сам отец, чтобы уберечь мальчика от более тяжкого увечья.
При виде лука Танджо все прочие мысли вылетели у Райфа из головы. Оружие было сделано из тонких, как лепестки, слоев дерева и рога. Тонкий, как тростинка, с едва заметным обратным выгибом и чуть отогнутыми краями. Рукоять темно-синяя и украшена узором из молочно-белого серебра.
Сулльский лук.
Райф ощутил странный трепет в животе. Этот лук он выбрал бы не раздумывая. Он еще лучше и красивее того, который дал ему Ангус Лок, — того, который Райф потерял на южных склонах Горьких холмов. Райф прямо-таки чувствовал натяжение его тетивы и гибкое сжатие многочисленных слоев. Он представил себе, как накладывает на этот лук Искательницу Кладов... и это так подействовало на него, что перед глазами все поплыло, и Райфу пришлось ухватиться за тачку. Боль в урезанном пальце ворвалась в его мысли, и что-то — какое-то знание или проблеск будущего — ускользнуло от него, как испуганный зверек.
Увечные, затаив дыхание, тихо переговаривались. Все они видели, как он пошатнулся, но Райф не знал, приятно им это или противно, — видел лишь, что это взволновало их, как волнует охотника кровь подраненного зверя.
Орлиец показал слабину.
Райф вернул внимание к трем предложенным ему лукам. Тисовый напрашивался сам собой; Юстафа должен был знать, что Райф, как кланник, захочет отдать предпочтение ему. Зрителям, вероятно, больше бы понравился южный, самый дорогой и нарядный, но у Райфа вызывали сомнение зарубки на его рукояти — некоторые из них так глубоки, что лук того и гляди даст трещину. Остается плоский, рабочая лошадка, не приспособленный для стрельбы на дальность.
Райф неохотно протянул к нему руку и вдруг почувствовал, как замер рядом с ним Юстафа. Толстяк перестал дышать, и его темные глаза блестели.
«Ему того и надо, — с внезапной уверенностью понял Райф... — Он предугадал ход моих рассуждений и поставил на то, что я откажусь от тех двух».
Райф, задержав руку, рассмотрел плоский лук получше и, несмотря на кожаную обмотку и блестящую полировку, нашел в дереве скрытый узел. Баллик Красный называл такие узлы охотничьими ямами и говорил, что лук с таким изъяном рано или поздно переломится. Вокруг узла Райф разглядел множество мелких царапин — Юстафа на славу поработал иглой.
Райф плавно отвел руку и взялся за тисовый лук. Юстафа чуть заметно поджал губы, и Райф мысленно сказал ему: так-то вот.
Тут он одержал победу. Остались сущие пустяки — победить Танджо Десять Стрел.
— Выбор сделан! — вмиг вернув себе хорошее настроение, объявил Юстафа и подал знак увезти тачку. — Приготовьтесь к пробным выстрелам, лучники.
Сын Танджо пристегнул короткий плащ отца так, чтобы тот не колыхался на ветру. Танджо пропустил тетиву между двумя пальцами, разогревая ее и проверяя, как она натянута. Для уменьшения отдачи к ней были приделаны два кроличьих хвостика.
Свой плащ Райф снял, заметив при этом искорку интереса в холодных, отчужденных глазах Танджо. Орлийский плащ всегда привлекает к себе внимание. Пробуя свой тисовый лук на изгиб, Райф с облегчением увидел, как дряхлый старичок положил к его ногам колчан с пятью дюжинами стрел. Юстафа при виде этого нахмурился. Хорошо — значит, к стрелам толстяк руку приложить не успел.
Все отошли назад, чтобы дать стрелкам побольше места. Юстафа удалился последним, и мальчик по его указанию провел мелом черту на камне.
Стало тихо, только ветер не желал утихать. Райф и Танджо стояли в восьми футах друг от друга, с колчанами у ног, и луки торчали у них по бокам, как корабельные мачты. Восходящее солнце бросало через Ров косые тени. На ульях сверкали красные круги, измалеванные на высоте человеческого сердца. Юстафа рассказывал зрителям, как будет проходить состязание, но Райф почти не слушал его. Страх и ожидание смешивались в его крови, порождая легкую дрожь, и живот подводило к позвоночнику.
— Приступайте к пробным выстрелам, лучники.
Райф не успел еще достать первую стрелу из колчана, а Танджо уже выстрелил. Молниеносно выхватывая из-за кушака одну стрелу за другой, он пускал их высоко в воздух. К тому времени как Райф наложил свою первую стрелу, в толпе послышались возгласы:
— Одна!
— Две!
— Три!
На счет «четыре» Райф понял, как Танджо Десять Стрел заслужил свое прозвище. Он выпускал все десять в воздух еще до того, как первая попадала в цель. Райф ни разу еще не видел, чтобы человек стрелял так быстро. Руки Танджо совершали движения с точностью и скоростью военной машины, и стрелы, тихо посвистывая, неслись к мишени. Танджо, сделав поправку на ветер, посылал их к северо-западу от первого улья, а сильный воздушный поток сносил их на юг. Струи, восходящие из Рва, были Танджо только на руку: он начал стрелять, когда они поднялись, и стрелы благодаря им держались в воздухе чуть дольше, выигрывая драгоценные мгновения.
— Восемь!
— Девять!
— Десять!
Первая стрела вонзилась в улей в тот самый миг, когда десятая слетела с тетивы. Зрители вопили и топали ногами. Цванг, цванг, цванг... все последующие стрелы втыкались в дерево следом за первой.
Танджо замер с высоко поднятой головой, поставив лук торчком и не отзываясь на бурное одобрение толпы. Только раздувающиеся ноздри говорили о том, чего стоило ему недавнее усилие.
Райф проследил за полетом его последней стрелы. Ни одна из десяти не попала ни в яблочко, ни даже в большой круг, но Танджо к этому и не стремился. Подорвать уверенность своего противника — вот чего добивался он. Ни один лучник не мог остаться равнодушным после подобного зрелища. Это была высшая степень стрелкового мастерства.
Танджо коснулся божий перст — быть может, тогда он и получил свои ожоги.
Когда толпа угомонилась и Юстафа начал осыпать Танджо еще более витиеватыми похвалами, Райф сжал тисовый лук поврежденной левой рукой, испытав острую боль в мизинце, а правой оттянул к щеке тетиву. Он будто и не прекращал никогда стрелять из лука, так быстро рука и глаз вспомнили прежние навыки. Той пары месяцев, когда он не брался за лук, как не бывало. Плечевые мускулы задубели, но это было хорошее чувство: плечи, несмотря на долгое бездействие, помнили, что сила выстрела зависит от них.
Все постороннее отошло куда-то. Красный круг, расположенный в ста шагах к западу, заполнил глаз Райфа. Это было сердце. Все стрелковые мишени изображают собой сердце, будь то круги, кресты или капустные головы, насаженные на изгородь.
Райф не пытался «звать» цель к себе — ведь в дереве не было жизни, которая откликнулась бы на его зов. Он лишь сосредоточился на мишени, мысленно протянув невидимую нить между своим глазом и яблочком, точно рыбак, закидывающий удочку, — и тогда отпустил тетиву.
Легкий щелчок отдачи заныл у него в ушах. Райф в отличие от Танджо почти не сделал поправки на ветер. Стрела летела низко, где основной поток не мог коснуться ее. Восходящие струи — другое дело, Райф, не зная, как с ними быть, просто подождал, когда они улягутся.
В конце концов ничего страшного не случится, сказал он себе — это всего лишь пробный выстрел.
Цванг. Стрела попала в улей, трепеща пестрыми ястребиными перьями на хвосте. Железный наконечник глубоко вошел в смолистую сосновую доску — на самом краю яблочка, о чудо!
Увечные подняли вой, а Юстафа начал восхвалять орлийца. Райф с удовольствием дал бы ему по носу. Две женщины поворачивали над огнем вертел со свиной тушей. Райф, вдыхая запах жареной свинины, заставил себя остаться спокойным, как Танджо перед ним, и не замечать враждебного отношения толпы. Незачем показывать им, как удивил удачный выстрел его самого. Пусть думают, что это для него самое обычное дело.