Мейс, тут же изменив свое поведение, протянул руку, чтобы ее удержать.
Не прикасайся ко мне. Не смей. Она резко свернула в сторону, и Мейс, чувствуя, что выглядит смешным, пытаясь поймать жену, дал ей пройти. Эта маленькая победа придала Рейне отваги, и она выпалила то, что только сейчас пришло ей в голову:
— Пойду провожу Ангуса. Его жена вышила для Дрея камзол — не годится ведь, чтобы он проделал весь этот путь и уехал, так и не вручив своего подарка. — Она сама не знала, когда успела все это придумать, но чувствовала, что поступает правильно. Пусть Мейс попробует поймать ее на лжи. Пусть только попробует.
Мейс пристально посмотрел на нее, сознавая, что и за ним наблюдают.
— Тебе нет нужды самой ходить на конюшню. Пошли за подарком кого-нибудь из девушек.
К этому Рейна уже приготовилась.
— Едва ли это будет хорошо, муж мой, — сказала она, нажав одновременно на ручку двери. — Вышивки Дарры Лок известны по всему Северу, и я хочу лично передать ей благодарность за ее труды.
Девушки, да благословят их боги, кивали, подтверждая ее слова. Нет в кланах женщины, которая не могла бы оценить чье-то искусное рукоделие, и Мейс снова побоялся выставить себя дураком, вмешавшись в женские дела.
— Ладно, ступай, — махнув рукой, сказал он.
Рейна отворила дубовую дверь, уже зная, что он скажет дальше.
— Я тоже хотел бы полюбоваться ее работой, жена. Непременно принеси мне этот камзол.
Рейна ступила за порог.
— Принесу непременно — завтра, когда его должным образом отгладят. — (Но прежде она сбегает наверх, к вдовьему очагу, и упросит Меррит Ганло и ее товарок, чтобы они ночью не ложились спать и сделали для нее эту вышивку. Хвала богам, что Мейс, как истинный кланник, нипочем не отличит черноградскую работу от городской.)
Опьяненная своим успехом, Рейна поспешила на конюшню, едва сдерживаясь, чтобы не скакать, как девчонка.
Однако по дороге ее хмельная радость испарилась, уступив место слабости и неуверенности. Светившее с утра солнце скрылось за быстро летящими тучами, в воздухе стоял туман от тающих льдов. Около конюшни из раскисшей земли пробились зеленые побеги, по виду подснежники. Вот и весна — но Рейна ей больше не рада.
В конюшне у Джеба Оннакра горели фонари, и было тепло. Легко угадывалось, где стоит конь Ангуса Лока: шестеро мужчин стояли у стойла, любуясь скакуном. Четверо новиков, сам Ангус и Орвин Шенк.
— Жаль, — говорил богатый кланник, положив красную, изрубленную топором руку на шею коня, — жаль, что он холощеный. За жеребца я все на свете бы отдал.
— Я слыхал, что суллы холостят всех коней, покидающих их Срединные Огни, — заметил Элшо Мэрдок. — Чтобы их порода не прижилась на чужбине.
— Смотри-ка, — улыбнулся Ангус. — Не знал, что среди нас есть такой знаток.
Элшо, с маленькими глазками и толстым носом, как у деда, чуял насмешку, но доказать ничего не мог и потому насупился, как маленький. Грег Лайс, куда более смышленый, но сдержанностью тоже не страдающий, потихоньку веселился на его счет.
— Господа, — серьезно, как к взрослым, обратился к ним Ангус, — не соизволите ли вы подождать снаружи, пока я не переговорю с прекрасной супругой вашего вождя?
Рейна думала, что ее приход остался незамеченным, но нет. Муха-водомерка улавливает даже самое легкое колебание воды.
— Ну уж нет, объездчик, — заспорил Элшо Мэрдок. — А вдруг ты сядешь на коня да и ускачешь от нас?
— Вам же хлопот будет меньше — не придется выпроваживать меня из вашего клана, как вождь наказывал.
Рейна улыбнулась, видя растерянность на лицах новиков. Ангус из них веревки вьет. От конфуза их спасло только вмешательство Орвина Шенка.
— Бегите, ребята, бегите. Я ручаюсь за слово объездчика.
У Орвина Шенка четверо живых сыновей и одна дочь, а земли и золота больше всех в клане. Он владелец тридцати лошадей и множества овец — их в отаре больше, чем дней в зиме. Он сражался вместе с Приносящим Горе у Среднего ущелья и потерял во время войны с Бладдом двух взрослых сыновей. Не было в клане человека более уважаемого, и даже зеленые новики не посмели его ослушаться.
Рейна благодарно улыбнулась Шенку, когда они вышли за дверь.
— Пустяки, Рейна, — отмахнулся он. — Что это за клан такой, где людям не дают поговорить наедине? — Его карие глаза смотрели на нее с вызовом. — Я подожду вон там, у насоса. Если не хотите, чтобы я что-то услышал, говорите потише.
Он отошел к дальней стене, качнул насос и смочил себе лицо. Ангус ждал, когда Рейна заговорит, но она, добившись своего, перестала понимать, что же ей, собственно, от него нужно.
Начинать, впрочем, следовало с самого главного.
— Тебе придется дать мне какой-нибудь сверток, Ангус, — достаточно большой, чтобы мог сойти за мужской камзол.
Он, не спрашивая объяснения, стал рыться в своих висящих на гвозде переметных сумках. Красавец конь, темный и блестящий, как мокрая земля, следил за ним поверх дверцы стойла. Пока Рейна чесала мерину нос, Ангус положил к ее ногам что-то, обернутое в холстину.
Она не стала благодарить, осознав вдруг, что то, о чем они собираются говорить, — это измена вождю. Набрав воздуха, она спросила:
— Что побудило тебя сказать, будто Мейс имеет какое-то отношение к смерти Шора Гормалина? Всем известно, что Шора убил бладдийский клобучник.
Ей до сих пор было больно упоминать имя Шора. «Выходи за меня, Рейна, — сказал он ей в ночь перед тем, как она поехала с Эффи в Старый лес. — Я знаю, со смерти Дагро минуло слишком мало времени, но ты не должна оставаться без всякой защиты. Я... я не жду, что ты разделишь со мной ложе, но со временем, надеюсь, ты меня полюбишь так же, как люблю тебя я».
Тогда она не дала ему ответа. Заставила его ждать, дура несчастная, хотя в сердце своем уже сказала «да». А на следующий день стало уже поздно... и Шор уехал навстречу своей смерти, думая, что она отвергла его ради Мейса.
— Я скажу тебе так, Рейна, — прочистив горло, начал Ангус. — В Бладде уже тридцать пять лет как перевелись клобучники. Собачьему Вождю не по вкусу такие способы ведения войны, когда убийцы-одиночки, умеющие закапываться в снег, наводят ужас на целый клан. Я хорошо с ним знаком и знаю, о чем говорю.
Рейна переступила с ноги на ногу, хрустнув раскиданным по полу сеном.
— А что, если какой-то клобучник охотился сам по себе? Они годами живут в одиночестве, почти не встречаясь со своими вождями, и легко могут повредиться умом.
— Это верно, но тому единственному клобучнику, который еще сохранился в Бладде, уже за шестьдесят. Зовут его Скуннер Бон, и правая рука у него скрючена ревматизмом. Он живет тем, что рыбачит и разводит кур.
В твердом взгляде Ангуса Рейна видела правду о смерти Шора, но не была еще готова эту правду принять.
— Ну а другие кланы? Дхун? Полу-Бладд? Гнаш?
— Да, в Гнаше клобучники есть — лучшие на всем Севере, пожалуй. Полу-Бладд? Ну что ж, если полубладдиец не вышел ростом и не может поднять тамошний здоровенный топор, то со стыда и в тайные убийцы может податься. Что до Дхуна, то когда власть там возьмет молодой Робби, они заведут целую кучу. Он как раз из тех вождей.
Боги, есть ли что-нибудь в кланах, чего он не знает? Рейне вдруг захотелось поскорее покончить с этим.
— Есть у тебя хоть какие-нибудь доказательства, что к смерти Шора причастен Мейс?
— Я держал в руках две стрелы, которыми его убили. И под свежей красной краской узнал работу Анвин Птахи.
Рейне на ум пришло сразу несколько вопросов. Кто показал ему эти стрелы? Как вышло, что они вообще сохранились?
— За неделю до убийства в мастерскую Анвин кто-то наведался, — продолжал Ангус. — И оттуда пропало кое-что, в том числе и дюжина стрел, сделанных ею для вашего арбалетчика.
Рейна ухватилась за дверцу денника. Только сейчас она поняла, как обширны связи Ангуса в этом клане и сколько человек ему помогало. Ее прохватило холодом, несмотря на горящие кругом фонари со слюдяными стенками.
Шора убили его же сокланники.
Нет, стрелу пустила не рука Мейса. Он слишком умен для этого. Грязную работу он поручает другим, встречаясь с ними у собачьих конур и погребов. Свои приказы он роняет шепотом в подставленное ему ухо и всегда может отречься от них. Шор был его соперником в борьбе за место вождя и за руку Рейны. Мейс прошептал нужные слова, послал убийцу и помешал Шору добиться успеха и в том, и в другом.