Сложно понять позицию официальных властей РФ: с одной стороны, отряды добровольцев шли в Донбасс непрерывно и, уж конечно, не могли просачиваться через границу без благословения российской пограничной службы, с другой — почти 100 % тяжелого вооружения оказывались трофейными образцами, а стрелковое оружие добывали в основном на захваченных складах (например, значительное количество «стволов» было извлечено из советских арсеналов в Соледаре) и его постоянно не хватало. Сомнительно, чтобы, не высылая обычные винтовки и пулеметы, пресловутый «военторг» делал исключение для такого дорогого и ценного средства борьбы, как переносные зенитно-ракетные комплексы. В хаосе постмайданной Украины многие не обратили внимания на массовое разграбление военных складов в разных частях страны, в том числе на востоке.
В частности в первой половине марта СМИ сообщали о похищении сразу нескольких десятков ПЗРК типа «Игла» из арсеналов украинской армии. По данным журналистов, общее число вывезенных «Игл» могло доходить более чем до ста сорока единиц. Учитывая, что исправных самолетов в ВВС Украины имелось до войны менее двухсот, а счет исправным вертолетам шел на десятки, эта утрата выглядит просто чудовищной.
Министерство обороны Украины официально опровергло данные о расхищении ПЗРК, однако сами по себе слова военных мало что стоят: для чинов из военного ведомства признание в том, что полторы сотни зенитных комплексов находятся неизвестно где, равносильно добровольной сдаче себя под трибунал. Судя по всему, никакой проверки по факту пропажи ПЗРК не велось. В таких условиях версия о добыче ополченцами зенитных комплексов со складов украинской армии (вероятно, через коррумпированных офицеров) выглядит более реалистичной, чем списание на помощь России любого прибытка в арсеналах инсургентов.
Ясный майский день, в который погиб генерал Кульчицкий, отметился активными боями. «Нона» и минометы ополченцев продолжали перестреливаться с украинскими артиллеристами, засевшими на Карачуне, а те, в свою очередь, интенсивно обстреливали жилые кварталы. Автобус с детьми, пытавшийся выехать из Славянска, был вынужден вернуться из-за интенсивного огня и нежелания силовиков пропускать «несогласованный» транспорт. По разным данным, за сутки погибли от пяти до двадцати жителей города. Война «входила во вкус». Если в апреле жертвы можно было пересчитать по пальцам, а стороны больше потрясали оружием, чем пускали его в ход, то к концу мая только массовая гибель могла кого-то впечатлить.
У ополченцев быстро вырабатывалась психологическая привычка к затяжным боям. Как писал российский доброволец Александр Жучковский, «Адаптация к происходящему приходит быстро (насколько быстро развиваются события), и со временем вырабатывается „философское“ отношение к смерти. По моему убеждению, мы все „под Богом ходим“ и „чему быть — тому не миновать“. Если „не судьба“, погибнуть можно и от условного кирпича на голову в мирное время, если „судьба“, вернешься из самого ада войны (возвращались же люди и из Сталинграда 1943 года). Кстати, интересно наблюдать за людьми, уже закаленными боями или участием во многих „горячих точках“. Как правило, это очень спокойные, даже безмятежные люди — с таким вот „философским“ отношением к своей собственной судьбе и смерти. Я видел таких людей, и одним фактом своего присутствия рядом они поддерживали меня в минуты опасности».
При скупой работе «военторга», официальных властей РФ, примечательна активная помощь ополчению со стороны российского общества. Частные пожертвования ополчению оказались весьма значительны, акции по сбору средств венчались миллионными сборами. Деньги тратились на все то, что требуется воюющему отряду: обмундирование, оптику, средства связи и т. д. и т. п. На средства жертвователей закупались даже разведывательные беспилотники. На ум невольно приходят аналогии с 1870-ми годами, когда русское общество, не дожидаясь милостей от государства, собирало средства и добровольцев на помощь антитурецкому восстанию в Сербии.
К июню на украинской стороне фронта отчаялись взять Славянск и Краматорск прямым штурмом и начали планомерное выдавливание ополченцев с их фланговых позиций. Задача пробить центр «славянского щита» если и ставилась, то выполнялась без особого энтузиазма. Вместо этого украинские военные начали выдавливать ополчение из Красного Лимана, городка к северо-востоку от Славянска. Еще одним объектом приложения усилий стал небольшой поселок Семеновка, восточный пригород Славянска. Конечная задача сводилась к полной блокаде Славянска и Краматорска, пресечению снабжения и уничтожению ополченцев, лишенных патронов, медикаментов и провианта в окружении. Это был вполне логичный план. Сложно сказать, почему в головы командиров осадного корпуса он пришел только через полтора месяца после начала осады, однако это была разумная программа действий для украинских войск и они начали не слишком гладко, но последовательно ее реализовывать.