Прошло довольно много времени, а он все сидел, не в силах пошевелиться. Снизу, из черного провала лестницы, послышались шаркающие шаги, будто по ступеням ковылял столетний дед. Стало быть, пришло время появиться Носачу - двадцатидвухлетнему служке, у которого вечно не хватало денег на новую обувь, сколько ему ни плати. Через минуту широкая улыбчивая физиономия юнца осветила комнату бесчисленными прыщами.
- Тебе плохо, почтенный? - спросил парень, почти не скрывая своего щенячьего превосходства над старым барбосом.
- Слишком много вопрошающих сегодня, - раздраженно бросил Яссен. - Не уложился в положенное время...
А что еще он мог сказать? Юному олуху абсолютно незачем знать, что за жребий уготовила городу Судьба. Поверит - перепугается. А не поверит - того хуже, разнесет слух, что почтенный жрец рехнулся на старости лет.
- Слишком много народу, - повторил Яссен.
- Но боголюбивый... - наклонившись, Носец заглянул в корзину, и старик невольно последовал его примеру. - Осталась всего одна...
- Не твое дело!!! - будто со стороны услышал Яссен свой визгливый крик. Боги! Он вопит как баба, как испуганная торговка!
Носач попятился, удивленно таращась на наставника.
- Прошу прощения, хозяин... Я...
Но Яссен не слушал. Не отрывая глаз, не мигая, он смотрел на эту последнюю гадательную связку на дне корзины. Еще сегодня утром, затемно, он вернулся со священного луга, и принес в котомке свежесрезанные стебельки. Задолго до зари, при свете масляной лампы, он, думая о дочери, написал на клочке папируса свой вопрос, привязал к связке, и не глядя бросил в корзину, к двум дюжинам таких же, накопившихся за вчерашний день. Еще сегодня утром он лелеял надежду на утешение, на благополучный исход событий, которые так мучали его в последние недели.
И вот, после всего, что случилось сегодня, после того как надежды стольких людей обернулись угрозами, обещаниями мук, катастроф и смертей, его гадательная связка вернулась к нему.
- Забери корзину, Носач, - одними губами прошелестел старик. - Просто унеси.
Никогда еще за всю свою долгую жизнь Яссен не испытывал столь острого предчувствия надвигающейся беды.
Глава пятая
Скваманда, столица Земли скорпионов. Накануне открытия Арисской ярмарки.
- Ты прав, Фрам, Бурдюк и Глаз были не разлей вода. - Рикатс в ожидании горячего попивал пиво маленькими глотками. - Работали вместе, отдыхали вместе. Делили последний дзанг, когда капризная удача долгое время не показывала им ничего, кроме своей тощей задницы. Наверное, так продолжалось бы и до сих пор, не повстречай они одного Непосвященного.
При этом слове лица Мекита и Фрама тронула презрительная гримаса. Те, кого боги Зодиака не осенили своим покровительством, не заслуживают и плевка в их сторону.
- Да, Непосвященного... - повторил Рикатс, словно споря сам с собой. - Нелепый такой старикан, что-то вроде философа. Этот варвар избежал уготованной ему участи, сказав, что знает, где находится Зеркало богов. Возможно, вы слышали эту историю?
Мекит сидел с раскрытым ртом - в буквальном смысле. Все-таки, при всей его ловкости, при всем уме и таланте, он был еще очень молод. А для исправления этого недостатка нужны годы.
Фрам владел собой заметно лучше. Можно было не сомневаться, и его огорошил неожиданный поворот разговора, но лицо этого никак не выдавало. Разве что руки... руки приобрели излишнюю суетность, начали без всякой необходимости поправлять тарелки на столе.
- Скажу так, - как можно небрежней бросил он. - Я слышал много таких историй.
- Ну так теперь для разнообразия послушай настоящую, - хмыкнул Рикатс.
Эти простые слова выбили Горелого из колеи. Сомневаться в словах начальника Стражи не приходилось. Хотя бы потому, что они объясняли многое, очень многое...
- Значит... Бурдюк и Глаз?.. - переспросил Фрам, и задумчивость в его голосе очень походила на растерянность.
Рикатс в ответ только усмехнулся.
Возникшей паузой воспользовалась служанка, чтобы сервировать стол. Золотисто-коричневые куропатки выглядели совсем крошечными на огромном продолговатом блюде. Их было столько, что, казалось, можно накормить дюжину голодных мужчин. Но Рикатс помнил, как быстро они тают во рту, особенно если сдабривать трапезу терпким красным вином. И изящная амфора именно с таким вином уже стояла на столе, а большие керамические кружки уступили место резным бронзовым кубкам.