…«Анориэль прислушался. В пещере во весь рост стояла тишина. Было темно. Где же Ледяная Дева? Вдруг в темноте вспыхнули свирепые красные глаза — злые и зеленые, с вертикальным зрачком…» Покусывая кончик пера, Гэдж остановился. Что-то с этими глазами было не так, но что именно, он не мог понять… Злые, красные, зеленые… Так красные или зеленые? Или один — красный, другой — зеленый? Ну, в общем, тоже неплохой вариант, так Ледяная Дева еще кошмарнее выглядит…
Он поднял голову. Гэндальф сидел по другую сторону костра, сгорбившись, опустив голову на грудь, закрыв глаза, с почти погасшей трубкой в зубах — Гэдж, пожалуй, не поручился бы, что он не спит. Вокруг все по-прежнему было тихо, спокойно и мирно, лениво зудели комары, потрескивали сырые ветви в огне, едва слышно шелестела трава, похрустывало что-то в недрах кустов, как будто кто-то неторопливо крался там, невидимый, аккуратно переставляя мощные когтистые лапы…
Гэдж замер. Ему сделалось как-то не по себе. Что-то лопнуло в нем, колкое и холодное, точно ледышка, каждый волосок на теле поднялся дыбом. Он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, исходящий из темноты — из непроглядного, зловещего мрака, разлитого в недрах кустарника.
Там, в зарослях на краю оврага, кто-то был… кто-то свирепый, страшный, голодный… хищный. Его присутствие ощущалось так явно и неумолимо, что Гэджа прошибло холодным потом.
— Гэндальф! — прошептал орк.
Волшебник не слышал. Он спал. И не хотел просыпаться.
Гэдж застыл, не смея вздохнуть. Человек на его месте ничего не почувствовал бы, но слух орка был куда острее и тоньше человеческого. Гэдж напряженно слушал — и слышал: и тихие шорохи потревоженной земли, и мягкую поступь упругих лап, и сдержанное дыхание хищника, почуявшего добычу. Едва заметно колыхнулась ветвь, и в переплетении сучьев ярко вспыхнули две светящиеся точки, отражающие красноватый свет костра, уставились на орка — холодные, бесстрастные и беспощадные, как сама смерть.
«Батька сказал, это волколак… добычу ищет…»
Рука Гэджа потянулась к кинжалу, висевшему на поясе. Один раз ему уже почти довелось пустить его в ход — там, в далеком Фангорне.
Он старался двигаться медленно и осторожно, потому что знал: соверши он сейчас малейшее резкое движение — и зверь прыгнет… Вот только на кого — на него или на спящего, ни о чем не подозревающего старика?
— Гэндальф! — отчаянно прохрипел Гэдж.
Волшебник вздрогнул во сне, трубка выпала из его рта и упала на колени. Он поднял голову и повел вокруг недоумевающим взглядом.
И, видимо, напряженное, побледневшее от испуга лицо Гэджа разом сказало ему всё.
Тот, кто прятался в кустах, замер. Затаился. Или приготовился к прыжку — лютая, кровожадная, алчная тварь…
Гэндальф протянул руку и схватил валявшийся в траве посох.
Гэдж обомлел.
Волшебник метнул в сторону орка быстрый предостерегающий взгляд. Лицо у мага было таким бледным, собранным и сосредоточенным, что Гэдж понял — там, в кустах, действительно скрывается нечто ужасное…
Страх скрутил в узел его кишки, скользнул ледяной струйкой вдоль позвоночника, зашевелил ножками где-то в животе, будто оказавшаяся в желудке холодная многоножка. Время растянулось, застыло, затвердело, как старая смола. Словно во сне Гэдж смотрел, как волшебник медленно поднимается на ноги, как, держа посох перед собой, подкрадывается к кустам, в которых прячется незваный и опасный ночной гость… Тонко зазвенел меч, покидая ножны. Напряжение внутри Гэджа свернулось в тугую, готовую вот-вот сорваться пружину. Сейчас…
— Бу! — взмахнув мечом, крикнул Гэндальф.
Гэдж вздрогнул.
Из кустов с испуганным мявом выскочил огромный камышовый кот и, поджав хвост, удрал куда-то в заросли густоцвета. Волшебник оглянулся на Гэджа — и захохотал, весело посверкивая глазами, бросив в траву ненужный посох.
Орк сидел ни жив ни мертв. Кот! Это был всего лишь камышовый кот! Пушистая, большелапая, серовато-песочного цвета лесная тварюшка! Волшебник, конечно, это сразу понял, старый плут… А разыграл тут перед Гэджем целое представление!
— Ты знал… — прохрипел орк, глотая слюну. — Ты знал, что там всего лишь камышовый кот, да?
Волшебник, ловко вогнав меч обратно в ножны, ухмылялся, очень довольный.