Гэндальф внезапно оборвал себя на полуслове; взял щипцы, лежавшие на каминной полке, и принялся аккуратно снимать нагар со свечей, которые мерцали на маленьком столике, разделяющем собеседников. Саруман порывисто подался вперед, наклонился ближе к волшебнику.
— И потому что? — спросил он вполголоса.
Гэндальф оглянулся через плечо.
— Я надеюсь, здесь мы можем разговаривать без опаски?
— Разумеется В Ортханке, поверь, нет посторонних ушей… В чем дело?
— А твой… орк? Ему можно доверять?
— Вполне. Он ничего не смыслит в таких делах.
— Что ж, тем лучше для него. Ты, конечно, знаешь, что с недавнего времени полуразрушенный замок, стоящий на юго-западной окраине Лихолесья — его называют Дол Гулдуром — был полностью восстановлен и, по всей видимости, обрел нового хозяина… Ну-ка скажи, тебе что-нибудь известно об этом славном парне?
— О хозяине Дол Гулдура?
— Да.
— Ты полагаешь, что источник всех этих, гм, нездоровых явлений, наполнивших Лихолесье, находится в Замке?
— Похоже, что так. Ну так что ты все-таки о нем знаешь, дружище?
Саруман задумчиво поднял брови.
— Да, собственно говоря, вовсе не так много, как тебе хотелось бы, Гэндальф. Эта лесная крепость — темная штучка… Места там глухие, на многие мили вокруг — безлюдье и бездорожье, леса и чащобы, непроходимые болота и топи. Впрочем, если обитатель Замка жаждет уединения, не боится обособленности и болотного гнуса и притом желает скрыть от докучных зевак все следы своей деятельности, какая бы она ни была — лучшего места для тайного логовища ему не найти. В общем, если тебя действительно интересует мое мнение, я склонен полагать, что заправляет в Замке один из назгулов — один из тех Девяти, что некогда подчинились Саурону и заслужили прозвание Призраков Кольца.
— Понятно. — Гэндальф закусил губу. — Значит, ты тоже считаешь, что это может быть один из назгулов, так?
— А у тебя существует иная идея на этот счет?
— Пожалуй, да. Конечно, назгулы — тоже не очень-то симпатичная публика, что и говорить, но я боюсь, как бы в действительности дела не обстояли намного хуже.
— Но ты же не допускаешь мысли, что хозяин Замка — сам… Темный Властелин, Гэндальф?
— Отчего бы мне этого и не допустить, Саруман?
Повисла тишина — такая полная, плотная и звенящая, что стал слышен застенчивый мышиный шорох где-то в углу под грудами старого хлама. Саруман, чуть помедлив, поднял на собеседника глаза: черные, бездонные, холодно поблескивающие колкими золотистыми огоньками… Гэндальф тут же убедил себя, что эти странные мерцающие огоньки, исходящие из мрачной глубины сарумановых очей — всего-навсего отражения язычков пламени, пляшущих в камине.
— Это невозможно, Серый, — негромким, мягким, спокойным тоном, каким говорят с душевнобольными людьми, произнес Белый маг. — Саурон не мог возвратиться в мир… Как это там писано в «Акаллабет»: «…и пали зловещие стены Барад-Дура, и сгинуло Единое Кольцо, и телесная оболочка Владыки Мрака развоплотилась…»
— И дальше: «…но дух его остался витать над бескрайними просторами Средиземья…» и, может статься, именно сейчас набрал достаточно сил для того, чтобы вновь обрести зримый облик. Разве не так? — Гэндальф взволнованно стиснул подлокотники кресла. — В общем, я бы дорого дал за то, чтобы узнать, кто они такие, эти загадочные обитатели Замка… и что на самом деле происходит там, на холме в глубине болот…
— Понимаю. Но это, видимо, тоже только лишь присказка… К чему ты клонишь?
— К тому, что в самое ближайшее время некто, скажем так, имярек должен скрытно пробраться в Дол Гулдур и выяснить, что же, собственно, за лиходейщина там творится.
— Смело.
— Это единственный способ разрешить все наши вопросы и понять, с чем мы имеем дело.
— И, видимо, мне предлагается исходить из весьма неожиданного предположения, что этот таинственный «некто имярек» — ты.
— Я этого не говорил.
— Силы небесные, Гэндальф! Уж со мной-то ты мог бы быть откровенным!
— Ну, хорошо. — Волшебник неохотно кивнул. — В конце концов, почему бы и нет? Я думаю, мне это вполне по силам.
— Ты выдаешь желаемое за действительное.
— Надеюсь, нет.
Саруман с сожалением покачал головой.
— Эх, Серый, Серый… Право, слишком уж далеко ты ищешь недругов и супостатов, хотя по-настоящему-то главный твой враг — ты сам. — Водрузив локти на подлокотники и положив подбородок на переплетенные пальцы, он смотрел на Гэндальфа печально и устало, с терпеливой снисходительностью человека, привыкшего довольствоваться обществом непроходимых болванов. — Не хочу наступать на горло твоей и без того неуклюжей песне, но, единственно из чувства долга, вынужден заметить: затеваемая тобой авантюра грозит в итоге обернуться предприятием глупым, безрассудным и небезопасным.