Ночь обещала быть ненастной.
Солнце село в пелену серых облаков — и жаркий летний день закончился знобкой нездоровой прохладой. Луна торопливо, словно украдкой, проглядывала в прореху в плотном полотне туч. Воздух давил, будто камень, обещая непогоду, мир был непроглядно-черным, душным, безнадежным, застывшим в ожидании дождя, опустившуюся на землю тьму едва рассеивал свет нескольких зажженных орками смоляных факелов. Даже Саруман, который, сидя на повозке, еще умудрялся мимоходом вздремнуть, чувствовал себя скверно — будто вышвырнутая на камни бессильная медуза; пленники, и без того утомленные несколькими часами пешего хода, к середине ночи начали выдыхаться — и неизвестно было, сколько времени им удастся выдерживать заданный Кагратом весьма резвый темп. У многих не осталось сил даже ругаться, и они устало тащились во мраке, покорные хриплой брани погонщиков, ориентируясь лишь на шорох шагов, стук копыт и пляшущие на дороге пятна света от факелов, с трудом заставляя себя передвигать ноги. Несколько орков рыскали вдоль колонны, подгоняя отстающих и спотыкающихся, остальные рассеялись где-то в темноте: двое-трое забежали вперед, разведать дорогу, прочие, по-видимому, оставались нести дозор в аръергарде.
— Живее, грыженосцы! — торопил Каграт. — Шире шаг!
После полуночи начался дождь. Порывистый ветер задувал факелы, мулы тревожно всхрапывали и отказывались идти, морось висела в воздухе плотной занавесью, то усиливаясь — тогда непокрытые головы пленников поливали тяжелые холодные струи, — то вновь затихая. Тропа превратилась в слякотное месиво и бросалась комьями грязи из-под копыт и тележных колес, мокрая одежда облепляла тело, стесняя движения и мешая идти, пропитавшиеся влагой башмаки натирали и без того усталые, сбитые до крови ноги. Саруманов сермяжный кафтан разбух от впитавшейся дождевой воды и обессиленно навалился на волшебника, облапив его тяжелым бесформенным телом, и бодрящий ночной холод, более ничем не удерживаемый, тут же объял мага с головы до ног и запустил за пазуху свои длинные стылые пальцы…
Рассвет застал орков на дне глубокой каменистой логовины, поросшей вереском и редким ельником; было сыро и хмуро, по колено разливался молочно-белый туман. Каграт наконец объявил короткий привал; измученные пленники, едва державшиеся на ногах, повалились во влажную траву прямо там, где стояли. С сарумановыми подопечными все было в порядке, ни сыпь, ни прочие признаки гнилой лихорадки ни у кого не проявились, только быкоголовый хромал, где-то подвернув ногу, да один из его сотоварищей чихал и шмыгал носом, маясь подхваченной под дождем простудой.
Гарх никак не давал о себе знать. Его отсутствие Сарумана не на шутку тревожило: то ли ворон лишь немного поотстал, догадавшись переждать дождь в каком-нибудь подходящем убежище, то ли ночная непогодь его тоже не пощадила… Шарки заснул, едва уронив пухнущую голову на мешок с волглой, не успевшей просохнуть шерстью, но, показалось ему, не успел он по-настоящему закрыть глаза, как его тут же растолкали.
— Вставай, — велел Каграт, — хватит бока отлеживать, время не терпит. Пойло своё припас?
Саруман вытащил из складок одежды флягу с лечебным зельем, которую предусмотрительно наполнил еще вчера, в лагере, пока была такая возможность. Интересно, уныло спросил он себя, насколько подмок запас сухих трав и кореньев, спрятанный в плотный мешок из промасленной кожи и хранимый в обозе?
Каграт жадно припал ко фляге со снадобьем. Судя по положению наконец выглянувшего солнца, отряд «отлеживал бока» не более двух часов, но все пленники были уже на ногах и заканчивали незатейливый завтрак, состоящий из сухарей и холодной воды. Орки, злые и хмурые, тоже что-то жевали, сидя на траве, осматривали колеса повозок, подтягивали упряжь — подсчитывать убытки пока было некогда.
— По какому случаю горячку-то порем? — со стоном спросил Саруман. — Неужели мы не оторвались?
— Оторвались? — Каграт вернул ему наполовину опустевшую флягу, злобно рыкнул. — Эти гниды бледнорожие нас обнаружили, и теперь от них не так легко оторваться, как ты думаешь! — Он шумно повел носом: ветер дул с юга, оркам в спину. — Чуешь?
Саруман, разумеется, ничего не чуял — да и не учуял бы, даже если бы от Каграта, стоявшего рядом, так убийственно не разило едкой потной кислятиной.
— Лошадьми тянет… дымом… и человечиной… — пояснил орк, обладающий отличным, прямо-таки по-звериному острым нюхом. — Тарки взяли наш след, и, судя по всему, они где-то близко… Ждать больше нельзя.
— Мы все равно от них не уйдем…