Радбуг, кусая губы, в ответ на эту тираду только обеспокоенно покачал головой. На некоторое время дружинники отступили, вот только надолго ли — было неизвестно…
22. «Сит-эстель»
— Так что́ тебе все-таки известно об этом амулете, Гэндальф?
Они с Келеборном встретились там же, где и вчера — на одном из нижних таланов дворца. Все так же шумел ветерок в листве мэллорна, так же доносились звуки лютни с ближайшей поляны, прерываемые мелодичными голосами и серебристым смехом эльфов, так же разливался в воздухе нежный аромат цветов, только вместо призрачного звездного сияния сочился сейчас сквозь кружево листвы золотистый свет ласкового и неназойливого лориэнского солнца. Впрочем, сюда, в Лориэн, где окружающей средой заведовала досточтимая Владычица Галадриэль, грозам, бурям, холодным осенним ливням и прочим погодным потрясениям ход был воспрещен: изо дня в день шуршал в листве мягкий прохладный ветерок, бродил по небу табунчик легких белых облачков, иногда собирались на небе серые тучки, и из этих тучек тихонечко прыскал на эльфов скромный и теплый плодотворный дождь…
Келеборн был бледен, но спокоен. «Эстель», обломок амулета, лежал перед ним на низком резном столике, чуть поблескивая в те моменты, когда на него падал прорывающийся сквозь листву солнечный луч.
Гэндальф негромко отозвался:
— Повторю то же, что говорил и вчера, Келеборн: практически ничего. Я только предположил, что изготовлен он был в Гондолине из «небесного железа», подобного тому, из которого Эол выковал темный меч Англахель. Ведь это не обычное серебро, так?
Келеборн медленно кивнул.
— Верно. Не обычное, Гэндальф. Амулет — подлинный; он был отлит из остатков галворна Маэглином, сыном Эола — но не в Гондолине, а еще в Нан Эльмоте, где Маэглин родился, вырос и обучался кузнечному ремеслу. Впоследствии, когда Маэглин вместе с матерью возвратились в Гондолин, амулет был преподнесен в дар царю Тургону, который затем передал его своей дочери Идриль.
— Нечто подобное я и предполагал…
— Меня вот что интересует, Митрандир: как, по-твоему, этот амулет оказался расколот пополам и попал к твоему орку?
— Трудно сказать… Видимо, это произошло в момент разграбления Гондолина… После победы прислужники Моргота вывезли оттуда немало богатств, которые с тех пор пропали бесследно. Вполне возможно, что кто-то из отдаленных предков Гэджа присвоил себе «сит-эстель» в качестве трофея. Или амулет был пожалован ему за некие… — волшебник запнулся, внезапно сообразив, что слово «заслуги» тут не очень уместно.
— За «воинскую честь и доблесть», да? — Губы Келеборна дрогнули от негодования. — Нет! — Он мрачно смотрел в лес. — Я расскажу тебе, что произошло… Амулет не был утрачен при уничтожении Гондолина — Идриль удалось вынести его из горящего города. Она спаслась, бежав из Гондолина тайными путями вместе с сыном Эарендилом и горсткой приближенных слуг… Впоследствии этот амулет перешел к Эарендилу и его жене, Эльвинг. Идриль не желала хранить его у себя — слишком печальные думы он на неё навевал… На нем лежала печать его создателя, Маэглина — негодяя, склонившегося ко злу, подлеца и предателя, о котором ей не хотелось хранить воспоминаний.
— А дальше? — помолчав, спросил Гэндальф.
— Дальнейшую судьбу амулета, мне кажется, проследить нетрудно, — небрежно заметил эльф. — От Эарендила амулет достался Элронду, его старшему сыну, как семейная реликвия, историческая ценность, знак мира и надежды. Элронд преподнес его в дар своей жене, Келебриан.
Он умолк, прикрыв лицо ладонью, и Гэндальф молчал тоже — он уже понял, к чему клонит Владыка, и от того, что внезапная догадка, ужалившая его еще вчера, полностью подтвердилась, не испытывал сейчас ничего, кроме горечи и растерянности.
— Келебриан — твоя дочь, — произнес он наконец так тихо и осторожно, точно, стоя на берегу перед полузамерзшим водоемом, пробовал, не расколется ли под ногой хрупкий ноябрьский лед.
— Рад, что ты об этом помнишь, — сухо откликнулся Келеборн. — Об остальном мне нужно рассказывать, или ты сам догадаешься?
— Я уже догадался, — негромко сказал волшебник.