Трактирщик приуныл.
«То-то и оно, что посулил. Но Прекрасная Дева, видишь ли… недостаточно прекрасна. Она несуразна лицом, горбата и крива на один глаз. Наверное, дело в этом».
«Э-э… Но обычно в таких случаях к женитьбе прилагается и пол-королевства впридачу…»
«Насчет этого король пока помалкивает. У Прекрасной Девы помимо отсутствия прекрасности и норов того… не очень. Капризный, сварливый и вздорный. К тому же у короля имеется еще пять незамужних дочерей… Между нами говоря, — трактирщик понизил голос, — он, поди, рад-радешенек, что наконец избавился хотя бы от одной. А вот дракону я не завидую…»
Гэндальф, посмеиваясь, разгладил на коленях плотный желтоватый лист рукописи. Аккуратно свернул его трубочкой и протянул Гэджу.
— Н-да уж, любопытный поворот. И чем же, интересно, дело закончилось? Тем, что Анориэлю дракона пришлось спасать от Прекрасной Девы, а не наоборот?
— Видимо, так, — пробурчал орк. — Я еще не придумал.
— Довольно, хм, занятный взгляд на всем известный сюжет, ничего не скажешь.
— И насколько это глупо?
— Нет, что ты, совсем не глупо. Просто… необычно.
— А обычные сюжеты вгоняют меня в тоску. Отважный Воин отправляется спасать Прекрасную Деву непременно потому, что она отличается милейшим нравом и неземной красотой. А если эта Дева, к примеру, косая, кривоногая, щербатая или сварливая — пусть дракон её сожрет, образину не жалко?
Они сидели на южном берегу реки Келебрант — неширокой и здесь, в низине, неторопливой, поросшей в затонах кувшинками и белыми водяными лилиями. Поверхность воды серебристо посверкивала на солнце, негромко и заговорщицки шуршал рогоз, таращила глаза сидящая на камне лягушка. А вот вдоль северного, лориэнского, берега ни зарослей камышей, населенных крикливыми утками, ни неопрятных водорослей, ни грязных, обросших лохмотьями тины камней и коряг не было и в помине — лесные склоны сбегали к воде по-эльфийски аккуратными и чистенькими травянистыми лужайками. Наверно, в реке водились ёршики и пескари, и Гэдж охотно смастерил бы удочку из ивового прута, вот только и прут, и река, и рыба принадлежали эльфам, и потому идея предаться «тихой охоте» не казалась орку особенно удачной. Кто знает, как надменные и чопорные галадримы воспримут это посягательство на их собственность… Ощущение преследующего его неотрывного взгляда за прошедшие два дня не покидало орка ни на минуту, висело на нем клейко и неприятно, как прилипший к затылку кусок смолы.
Гэндальф невозмутимо попыхивал трубкой. Вернувшись вчера после полудня из королевского дворца, он был хмур и неразговорчив, на все расспросы Гэджа отвечал односложно и курил, казалось орку, куда больше, нежели обычно. Но сегодня он как будто оттаял и пришёл если уж не в хорошее, то, по крайней мере, в мирное расположение духа: утром Гэдж обнаружил его на берегу за излюбленным занятием — вооружившись ножом с коротким широким лезвием и негромко напевая под нос, волшебник что-то старательно вырезывал из древесного полешка. На этот раз под руками мага рождалась не кукла и не зверушка — это была простенькая лодочка с острым носом и широкой кормой, к которой полагалась мачта из прутика и зеленый парус из широкого листа кувшинки.
Гэдж, рассеянно покрутив свиток в руках, спрятал его за пазуху.
— Мне это не нравится, — мрачно сказал он, глядя в воду.
— Не нравится что?
— Эта ваша затея. Ну, встреча с этими твоими… Владыками.
— Почему?
— Да потому. Что им от меня нужно, этим эльфам? Расшаркиваться перед ними я не умею, этикету не обучен, беседы на возвышенные темы вести не способен… и что я там буду делать, по-твоему? Молча хлопать глазами и стоять, как дурак?
Гэндальф резкими короткими штрихами выреза́л на борту лодочки незатейливый рельефный узор.
— А ты не стой, как дурак… ты стой, как умный. Саруман тебя не научил, что ли?
— Вы все лучше меня знаете, чему меня научил и чему не научил Саруман.
— Ты слишком дурного мнения об эльфах, Гэдж. Законы гостеприимства для них нерушимы, и никто не позволит себе проявить неуважение к гостю, каким бы странным и необычным, на взгляд эльфов, этот гость ни был.
— Да ну? Ты что, вот правда в это веришь?
«Нет. Просто мне хочется в это верить», — с досадой признался себе волшебник. Но сказать об этом спутнику он не мог:
— Не следует во всем видеть подвох и злой умысел, дружище. Никто тебя не обидит, если ты не станешь прямо с порога выказывать эльфам свое недоверие и враждебность.
Гэдж молчал, глядя, как карабкается вверх по травинке маленький и блестящий, словно отлитый из капельки масла глянцевито-черный жучок. Вот он достиг конца прогнувшегося стебелька, некоторое время повисел на нем в замешательстве и, не удержавшись, шмякнулся на землю, тут же поджав лапки и с испуга прикинувшись бездыханным. «Ну да, — мрачно подумал орк, — если бы таким незатейливым способом можно было решить все проблемы…»