Гэндальф рассеянно мял в пальцах сощипнутый со ствола ближайшей сосенки кусочек смолы.
— Кроме того, — небрежно добавил он, — Келеборн должен вернуть тебе «эстель». Я надеюсь, ты об этом не забыл?
— Только из-за амулета я и иду на эту встречу.
— Собственно говоря, я не нахожу ничего дурного в том, чтобы и ты, и Владыки попытались получше узнать и понять друг друга. Эльфам никогда не приходилось встречаться с орком, подобным тебе, поэтому интерес их вполне оправдан. Ты для них — настоящая диковина!
— Угу, типа говорящей мартышки…
Волшебник сделал вид, будто не расслышал. Он приладил прутик к днищу лодочки, закрепив его кусочком смолы, насадил на него широкий листок кувшинки и, любуясь получившимся суденышком, покрутил его в руках перед собой так и этак.
— Не наигрались в кораблики, господин Гэндальф? — сердито пробурчал орк себе в нос.
Волшебник внимательно посмотрел на него.
— Что с тобой, Гэдж?
Орк быстро отвернулся.
— Ничего.
— Ты встревожен и удручен.
— Просто мне не нравится эта затея.
— Дело не в этом.
— А в чем же, по-твоему? — с раздражением спросил Гэдж.
Волшебник опустил лодочку в воду и легонько подтолкнул ладонью к середине реки, отправляя в самостоятельное, полное опасностей плаванье. Мягко подхваченное течением, суденышко скользнуло по поверхности воды, едва заметно кренясь на правый борт, заплясало, попав в стремнину, закружилось в небольшом водовороте. Гэндальф сказал негромко:
— Не нужно думать о дурном, друг мой. Он… о тебе не забыл. И непременно приедет.
Гэдж судорожно прикусил губу — так, что почувствовал на языке вкус крови.
— Хотел бы приехать — приехал бы… Что с ним могло случиться?
— Я не знаю, Гэдж. У Келеборна нет от него вестей. Но это еще ни о чем не говорит, письма иногда теряются по дороге.
— Уже два дня прошло!
— Еще только два дня. Он обязательно объявится, рано или поздно… лучше бы, конечно, рано… Но не будь так категоричен и поспешен в выводах. Разве он когда-нибудь не выполнял своих обещаний?
— Все когда-нибудь случается впервые, — мрачно пробормотал орк. Он сидел, по-прежнему отвернувшись от мага, глядя куда-то на противоположный берег реки Келебрант — и волшебник не видел его лица.
23. Долина пойманной радуги
— Каграт! Ухтар просит его парней сменить, они уже полдня в ущелье торчат…
— Марбуг, иди, возьми, кого покрепче… Лошадники на штурм не рвутся?
— Пока тихо.
— Щиты готовы?
— Четыре штуки.
— Мало!
— Ветви рубить нечем, инструмента нет… В обозе только три топора.
— Весь берег ручья зарос ивняком, срезайте прутья — ножами, мечами, чем угодно… Всех крысюков — за работу, нечего им на травке полеживать! Пусть мулов пасут и деревянные рамы переплетают тальником, руки не отвалятся… Шарки! Что с ранеными?
— Хуршуг умрет еще до полуночи, легкое у него распорото копьем и осколками ребер, я тут ничего не могу сделать. Милосерднее его было бы добить, чтоб дело не затягивать.
— Ясно. А Шаухур?
— Ему не то лошадь копытом по голове попала, не то деревянным щитом по башке прилетело. Оклемается… но не сразу. Ориентироваться в пространстве ему пока малость затруднительно.
— Что ещё?
— У Рузгаша рана на плече, не смертельная, но ухода требует.
— Крысюки целы?
— В общем, да… Только загнаны, как кони. Им нужен отдых.
— Отдых? На том свете отдохнут, — проворчал Каграт. — Сейчас недосуг…
И все же, что ни говори, орочий отряд потрепало изрядно, и о том, чтобы немедленно продолжать путь, не могло быть и речи. В пылу бегства пропали три вьючных мула — разбежались или попали в руки роханцев; опрокинувшуюся повозку тоже следовало записать в непоправимый убыток. Девятеро уруков были убиты, кроме двух «тяжелых» имелось еще несколько легкораненных, а вот пленники, которых во время бегства прикрывали орки-лучники, почти не пострадали, если не считать того, что все валились с ног от усталости и упадка сил. Как ни желал Каграт поживее убираться прочь, следовало устроить дневку и сутки-другие посвятить отдыху, — и, отойдя на полмили от устья ущелья в глубину долины, орки разбили на опушке леса временный лагерь.