От волнения и нервного трепета Гэдж не ощущал голода, но совсем ничего не есть казалось невежливым, и он ковырял вилкой рыбное желе и хлебал какой-то сладковато-кислый овощной супчик, чувствуя себя полным и окончательным травоядным животным. Целый набор различных ложечек, вилочек и ножичков, выстроившихся рядом с его тарелкой, также вводил его в смущение и недоумение, и, дабы окончательно не осрамиться своим невежеством, он украдкой поглядывал на Гэндальфа, решив подражать магу во всем, вплоть до самых незначительных мелочей — впрочем, Гэндальф, кажется, тоже был далек от дворцового этикета. К счастью, на орка почти не обращали внимания: волшебник, Келеборн и королевские советники негромко беседовали о каких-то своих, непонятных Гэджу делах, орком как будто никто особенно не интересовался, к нему не обращались, ни о чем не расспрашивали, и он даже слегка приободрился, обретя надежду, что все закончится быстро и благополучно. Пусть только вернут «эстель», мрачно сказал он себе, а там можно и откланяться…
И почти тотчас же почувствовал на себе чей-то внимательный, изучающий взгляд. Поднял голову от тарелки и встретился глазами с Галадриэль, которая тоже не принимала участия в общем разговоре: положив руки на стол и опустив подбородок на сцепленные замочком пальцы, Владычица смотрела на Гэджа пристально и проницающе — и, перехватив его недоумевающий, слегка испуганный взгляд, дружелюбно улыбнулась ему в ответ уголками губ.
— А что же наш юный друг все время молчит? — мягко произнесла Галадриэль бархатным грудным голосом, воспользовавшись секундной паузой в разговоре волшебника и эльфов, и тотчас, как по команде, все взоры — и любопытствующие, и скучающие, и даже чуть снисходительные — обратились в сторону орка. — Он — наш гость, кроме того, гость почетный и весьма необычный, даже, можно сказать, редкостный — так, может, он расскажет нам кое-что о себе, о своей жизни, о своих интересах… ведь ты, Гэдж, мы все слышали, вырос в Изенгарде, и тебя с малых лет воспитывал Белый маг? Должно быть, он многому тебя научил, м-м?
— Ну… да, госпожа, — робея от того, что внезапно оказался в центре внимания, пробормотал Гэдж, едва сдерживая грозившую прорваться в голосе постыдную дрожь. — Разумеется, он учил меня…
Он умолк — от волнения кусок стал ему поперек горла — и судорожно глотнул. Лайрэ наклонился к Норэндилу и что-то шепнул ему на ухо, по-прежнему не сводя с орка глаз; Норэндил улыбнулся, и Гэджу разом расхотелось раскрывать рот и о чем-то эльфам рассказывать, меньше всего — о своей незатейливой жизни, в которой, он знал, в общем-то не было ничего примечательного.
— Ну, что же ты, Гэдж! — по-прежнему улыбаясь, с мягкой укоризной произнесла Владычица. — Не смущайся, говори смело! Гэндальф рассказывал нам о тебе немало занятного, чем только подогрел наш интерес и вызвал к тебе еще большее любопытство — несомненно, вполне объяснимое. Каким наукам обучал тебя Саруман?
— Ну… разным, госпожа, — орк несмело поднял глаза на Галадриэль. Во взгляде Владычицы не было насмешки, она смотрела на него спокойно и доброжелательно, более того — участливо и ласково, одобряюще, как-то по-матерински тепло, никто и никогда не смотрел на Гэджа именно так. Осмелев, он негромко пояснил: — Алхимии, естествознанию, математике… всяким языкам.
— Языкам? Вот как? Это интересно! — Владычица засмеялась и с восторгом хлопнула в ладоши. — Вероятно, я могу поговорить с тобой даже на синдарине? — Она лукаво склонила голову к плечу. — Sut naa lle umien[3]?
Гэдж медлил, не зная, как ответить. Не потому, что не понял вопроса — понимать тут было нечего, Галадриэль интересовалась, как у него дела — просто говорить сейчас правду, наверно, было бы не слишком уместно.
— Quel. Diola lle[4], — уклончиво пробормотал он в ответ первую пришедшую на ум вежливую фразу. И поспешно добавил, надеясь пресечь дальнейшие расспросы: — Amin hiraetha[5]. Я не слишком хорошо знаю эльфийский язык, госпожа.
— В самом деле? — Впрочем, Владычица совсем не удивилась. — Но Гэндальф сказал нам, что ты неплохо читаешь по-эльфийски.
— Читаю. Но не говорю, — пробормотал Гэдж. Он разбирал руны кирта и довольно бегло читал тенгвар, но воспринимать синдарин на слух ему было неимоверно трудно. А уж произносить певучие эльфийские слова собственным языком и того труднее — его грубоватая орочья глотка явно не была приспособлена для всех этих музыкальных звуков, дифтонгов, переливов и прочей затейливой языковой акробатики. Да, собственно говоря, Гэдж никогда не замечал за собой особой склонности к изучению языков, в чем не стеснялся признаться ни самому себе, ни Саруману, ни вообще кому бы то ни было.