— Саруман запретил мне бродить по окрестностям?
Взгляд ворона стал еще более подозрительным:
— К сожалению, не запретил. Он всего лишь высказал пожелание, чтобы до его возвращения ты не покидал пределов Изенгарда. Но пожелания учителя для тебя, конечно, ровным счетом ничего не значат… Я прав?
— А ты-то с какой радости так об этом печешься?
— Старик велел мне за тобой приглядывать — по мере сил, разумеется. Рассказать тебе, что ли, старую сказочку про мышонка, улизнувшего из норки и угодившего аккурат в кошкины лапки? — Напустив на себя вид строгий и назидательный, Гарх важно прохаживался по краю стола, время от времени останавливаясь, чтобы чинно покивать головой и мельком полюбоваться на свое отражение в ближайшей стеклянной колбе. — Между прочим, ты можешь сколько угодно бродить по парку, ага?
— Само собой, — буркнул Гэдж. — Если бы ты обращал внимание еще на что-то, кроме себя, Гарх, то уже давно понял бы, что именно это я и намереваюсь сделать. — Поставив шкатулочку обратно на стол, он поднялся, подхватил сумку, валявшуюся на полу, повернулся на пятках и, решив не продолжать бесполезного спора, направился к двери.
— Надо же. Какая похвальная кротость и послушание! — сипло прокаркал Гарх ему вслед.
— Что опять не так, старый кляузник?
— Раз уж ты идешь в парк, то, я полагаю, тебе вовсе не понадобится оружие и котомка с дорожными припасами, верно? Почему бы тебе не оставить все это добро здесь?
Гэдж остановился.
Посмотрел в окно, но там не было ничего примечательного: ясно голубело чистое весеннее небо, да скалился далеко на заднем плане неровными, выщербленными непогодой каменными зубами восточный гребень Метхедраса. Мимо окна туда-сюда шныряла стремительная, обеспокоенная поиском места для гнездования чёрно-белая ласточка.
— Я так или иначе уйду, Гарх, — не оборачиваясь, бросил орк через плечо. — Ты не сможешь меня удержать.
— Куда ты собрался?
— А тебе не все ли равно?
— Мне — все равно. А вот Саруману, сдается мне, нет.
— Я оставлю ему записку. Со мной не стрясется ничего страшного.
— Лучше бы ты оставил ему себя…
Орк промолчал, глядя на трещинку в каменном полу, змеящуюся у него под ногами. «Мне бы хотелось, чтобы в мое отсутствие ты не покидал стен Изенгарда, Гэдж, — сказал Саруман ему на прощание, — и дело даже не… в той причине, о которой мы оба знаем. Просто бродить в одиночку по горам само по себе может быть небезопасным. Приближается время схода лавин… Один раз ты уже попал в беду — там, в горах — и тебе повезло, что в тот день на тебя набрел дурень Гэндальф, который и мимо мыши, попавшей в мышеловку, не способен пройти равнодушно. В другой раз подобного везения может и не случиться». Тряхнув головой, словно это могло помочь ему отогнать сомнения, орк решительно взялся за ручку двери — бронзовое кольцо.
Ворон сердито прокаркал ему в спину:
— Ну-ну. Придется мне все-таки разыскать начальника стражи и поставить его в известность касательно твоих неразумных намерений, глупый ты звереныш… Боюсь, что в таком случае тебя просто не выпустят из Изенгарда, уж не обессудь.
— Не утруждайся, — буркнул Гэдж. — С чего ты взял, что для того, чтобы покинуть Изенгард, мне непременно нужно проходить мимо караульни?
— Ну, если ты научился, подобно сквозняку, просачиваться сквозь стены…
— Не научился. Но зато мне известен потайной ход, прорытый под башней — он выведет меня из Ортханка прямехонько за Круг Изенгарда. Всего хорошего, старый ворчун.
И с этими словами, прежде, чем Гарх успел осмыслить и принять сказанное к сведению, орк повернулся, вышел из Заклинательного чертога и плотно, с основательным усилием прикрыл за собой дверь.
* * *
— И давно? — спросил ворон.
— Что давно?
— Давно тебе известен этот потайной ход?
Они с Гэджем сидели на травянистой лужайке на восточном склоне Метхедраса и смотрели вниз, в долину, где виднелись темные, уходящие в необозримые дали за край земли громады Фангорнского леса. Отсюда, со значительной высоты, казалось, будто кто-то расстелил на земле большой и зеленый, слегка побитый молью войлочный коврик.
— Давно, — помолчав, неохотно отозвался Гэдж. — С того дня, как меня укусила змея, помнишь?
— А-а…
— Мне было лет семь или восемь. Старик водил меня на склон Метхедраса изучать горные породы и травы… и в тот день пронес меня прямиком в Ортханк, минуя стены, ворота и караульню. Он опасался, что в случае промедления просто не успеет в должный срок дать мне лекарство.