Он уже готов был изловчиться и попытаться отшвырнуть тролля наспех состряпанным заклятием, но тут бедолага издал раздраженный рев и, бросив ворот, неистово закрутил головой и замахал руками, точно пытаясь прихлопнуть назойливую муху. Это Гарх, маленький отважный Гарх, набросился на привратника сверху, хлопая крыльями, крича и целя когтями в глаза, и, защищаясь, тролль волчком закрутился на месте, жалобно воя и пытаясь избавиться от неожиданной напасти. Узкая щель между створами осталась незапертой, конь Сарумана промчался в неё, топча не успевших броситься врассыпную орков, и вихрем вылетел на лесную дорогу. Вслед ему неслись вопли и проклятия, приказы немедленно закрыть ворота, открыть ворота, убраться с дороги, провалиться в Удун и всё это сделать одновременно…
— Гарх!..
Ворон догнал Сарумана и тяжело плюхнулся ему на плечо, пыжась от гордости и самодовольства; когти его остро впивались в кожу даже сквозь плотную ткань плаща, но маг не обращал на это внимания… Над ухом его свистнула стрела, ещё одна… остальные, летящие в спину со стороны крепостицы, Саруман смёл воздушным щитом. Стреляют в коня, понял он, хотят меня спе́шить… К счастью, тракт почти тотчас нырнул в лес: справа и слева потянулась серая чаща, грязные обочины, штабеля неубранных брёвен, застрявшая в луже телега, вокруг которой возилось с полдюжины «крысюков»… Они проводили Сарумана удивленно-угрюмыми взглядами — и испуганно метнулись по канавам, когда вслед за беглецом по дороге верхом на вороных лошадях промчались четверо всадников в чёрном одеянии. Отказываться от погони визгуны были не намерены, тем более что расстояние между ними и беглецом было не таким уж большим — и сокращалось с каждым мгновением. Лошади у назгулов были сильные и свежие, а скакуну Кхамула, видимо, предыдущую ночь пришлось провести без отдыха.
— Сзади! — оглядываясь, прохрипел Гарх. — Они приближаются!
— Плевать. Лишь бы не начали швырять ножи в спину… Нельзя подпустить их на расстояние броска…
Бешеная скачка продолжалась — вперед и вперед, по осенней, раскисшей, разбитой тележными колесами дороге. Чавкала под копытами грязь и слякоть, летели в стороны тяжелые брызги, Саруману оставалось только надеяться, что конь не оступится и не захромает в самый неподходящий момент — не то чтобы он очень уж опасался назгулов, но сражаться пешим с четырьмя всадниками было бы не слишком весело…
— Ну же, дружище, ещё немного…
Впереди открылись Болота — исходящие туманом, пузырящиеся, пахнущие сыростью, прелью, гнилью, сладковато-мускусным запахом большого, грязного и бестолкового животного. Наконец-то!
Разрывая клочья белесого марева, конь, не сбавляя хода, выскочил на гать и проскакал по ней пару десятков ярдов. Саруман резко натянул поводья, осаживая жеребца, и, остановленный на полном скаку, конь взвился на дыбы, яростно заплясал на месте, зафыркал, тяжело поводя боками.
— Что… такое? — прохрипел Гарх. — Зачем?..
Саруман не ответил. Голова у него была ясная, как никогда.
Преследователи вывернулись из-за поворота дороги — один… другой… Четверо. Неизменно вооруженные Кольцами, обессиливающим страхом и длинными прямыми мечами. А остальные, значит, в Минас-Моргуле? — безо всякого интереса спросил себя маг. Или где-то еще? Ну и ладно, леший с ними… четверо, шестеро, девятеро — разница, в сущности, невелика.
Приподнявшись на стременах, он предостерегающе воздел руку. И яркий золотистый свет вспыхнул в его ладони, ровный, теплый и ослепительный, будто маленькое солнце.
— Стоять! Не приближайтесь, или вам не поздоровится.
И такой уверенной и спокойной мощью веяло от его фигуры и поднятой руки, что назгулы как будто призадумались, придержали коней на «берегу» перед въездом на гать. Шарки, этот вшивый неприметный старик, вдруг как-то неуловимо изменился, выпрямился в седле и расправил плечи, и фигура его чуть ли не светилась в тумане, и от неё исходила незримая, но ощутимая сила, невероятная мощь, — казалась, вот-вот волна этой силы вырвется на свободу, и прокатится по лесу, и вырвет с корнем вековые деревья, и ударится о стену Крепости, и расколет её, разобьёт, разметет по кирпичику, как хрупкий, сложенный из речных камушков игрушечный домик…
И всадники отступили.
Издав невнятный союзный стон, они скорчились в седлах, прикрываясь от света капюшонами, кони их испуганно зафыркали и попятились. Тот из четверых, что держался впереди остальных, медленно, неуверенно вытянул из ножен черный меч, опустил его лезвием вниз.