Каграт раскатисто взрыкнул.
— А с чего мне быть уверенным, что ты вообще отравить меня не вздумаешь, сученыш?
Гэдж пожал плечами:
— Всегда можно действие снадобья на ком-нибудь проверить, прежде чем самому пить…
Каграт заржал:
— На тебе, например? Ладно, валяй, готовь свое варево, да поживее. — Он отбросил метлу, огляделся, протянул лапу и проворно сцапал лежавшую на лавке лекарскую сумку, с которой Гэдж обходил недужных и в которой держал зелья и инструменты первой необходимости. — А это барахлишко пока побудет у меня… в качестве залога, понял?
— Отдай сумку! — сказал Гэдж сквозь зубы. — Она мне нужна…
— Я знаю, — Каграт ухмыльнулся. — Принесёшь снадобье — получишь её назад. Так что давай, не зли меня, крысеныш, делом займись, тебе мой дурной норов известен… И смотри, чтобы шняга твоя действенная получилась, не мутная и без побочек, а то, обещаю, моё желание убивать возрастёт многократно — и тогда никакие твои хитрые выкрутасы тебе не помогут… Усек?
***
К счастью, немного вытяжки из пещерного гриба осталось у Гэджа в наследство от Сарумана, и состряпать для папаши нужное снадобье труда не составляло. Подавив мимолетное желание добавить в зелье основательную порцию слабительного, Гэдж справился с делом за полчаса — сумку ему хотелось вернуть как можно скорее, — и, спрятав склянку за пазуху, отправился отнести зелье в Кагратово логовище.
Дверь папашиной каморки была не заперта, но самого Каграта дома не оказалось, чему Гэдж, впрочем, нисколько не удивился и вообще мог только порадоваться. Тем не менее было ясно, что батя ушёл недавно и обретается где-то неподалеку — в очаге потрескивали угли, а в котелке закипало щедро сдобренное салом и исходящее чечевичным духом густое варево. Гэдж огляделся, но свою сумку не увидел — ни на лавке, ни на столе, ни в изголовье папашиной лежанки… Куда Каграт её дел? Неужели утащил с собой?
Гэдж торопливо — встречаться с батей ещё раз ему не хотелось совершенно — пошарил под тряпьем на полатях, посмотрел на полке, заглянул под лежанку… Пусто! В углу каморки рядом с очагом находилась ниша, где стоял большой, чуть приоткрытый ларь для угля; уже ни на что особенно не надеясь, Гэдж шагнул за занавесь, которой ниша была отделена от остального помещения и заглянул за громоздкий деревянный сундук. И не ошибся: его сумка, смятая в бесформенный ком, была втиснута в узкую, набитую пылью и лохмотьями паутины щель между стеной и угольным ларем.
Слабо надеясь, что все бинты, склянки и инструменты сохранились в целости (ничего особенно ценного внутри не имелось, но обнаружить трещину в деревянной трубке для прослушивания сердечных шумов или в пузырьке с зельем из морских водорослей было бы некстати), Гэдж лёг животом на сундук и осторожно извлёк сумку на свет. И почти тотчас услышал, как позади, в комнате, отворилась — и вновь захлопнулась — тяжелая входная дверь. От мимолетного сквозняка чуть взметнулась занавесь, отделявшая угольную нишу от жилого помещения, по полу увесисто затопали крепкие сапоги — вошедших было двое: папаша вернулся домой не один… Гэдж уже хотел отдернуть занавеску, выйти Каграту навстречу, всунуть ему в лапу снадобье и убраться подобру-поздорову, но первая же услышанная им фраза накрепко пригвоздила его к месту, точно вбитый в позвоночник железный штырь:
— …ничего удивительного. В Башне не уверены, что мальчишка — не засланный, — сказал очень знакомый Гэджу голос — голос Радбуга. — Хотя чего ещё можно было ожидать?
Каграт отозвался раздраженно:
— Ты что, всерьез думаешь, что этот лесной старик-бормотун стакнулся с эльфами?
— Не я думаю, а визгуны… Мне, знаешь ли, думать уставом не предписано. В общем, как бы там ни было, парня пока на дыбе не распяли и на воротах не вздернули… Визгун полагает, он может быть нам полезен.
У Гэджа пересохло во рту.
Он стоял, прислонившись бедром к деревянному сундуку, не смея вздохнуть, благодаря небеса за то, что скрыт от зорких глаз орков пусть изношенной, но зато длинной, в пол, плотной занавесочкой. Ниша, в которой он затаился, была тупиком, ловушкой, и отступать Гэджу оказалось некуда: слева высилась стена, справа — тоже, комнату впереди заняли орки, позади щерился приоткрытой пастью большой угольный ларь…
Послышались негромкое шипение и стук: Каграт, видимо, снял с огня котелок с похлебкой и поставил его на стол. Зазвякала о край посудины оловянная ложка — папаша, дуя на варево, обжигаясь и приглушенно ворча сквозь зубы, принялся торопливо хлебать горячий чечевичный супец.