Каграт задумчиво выскребал со дна котелка остатки чечевичного варева.
— Опытных следопытов, говоришь? Ладно, потолкую на эту тему с Гаурром, нарежу ему ломтиками боевую задачу, — он сыто рыгнул и с дребезгом забросил пустой котелок в ведро с мыльной водой. — Он, ежели не брешет, жил одно время на севере Лихолесья, у подножия Серых гор, так что лес должен знать как свои пять пальцев. — Он от души потянулся, заставив скамью страдальчески скрипнуть, и длинно, с выразительным подвыванием зевнул. — Эх, соснуть бы сейчас… на нарах-то в вонючей землянке какой сон?
— На том свете отоспишься, — проворчал Радбуг. — Надо ковать железо, пока горячо…
— Что насчет оружия и снаряжения?
— Визгун сказал, что нам будет позволено выбрать всё необходимое на оружейном складе. Кстати, надо черкнуть пару слов интенданту. Найдется у тебя в этой крысиной дыре капля чернил и листок бумаги?
— А леший его знает, пошарь на полке. — Каграт, по-видимому, поднялся: лавка, на которой он сидел, заскрипела с явным облегчением. — Пойду поищу Гаурра, выволоку его из теплой норки да за уши, да в холодную лесную грязь… — Он злорадно хохотнул. Его сапоги тяжело протопали до порога, потом отворилась и вновь захлопнулась крепкая деревянная дверь… Но Радбуг по-прежнему был где-то в комнате, Гэдж слышал, как он возится в противоположном углу, чем-то позвякивает, передвигает на навесной полке какую-то утварь — неужто и впрямь надеется отыскать там чернила и бумагу, которых у Каграта отродясь не водилось? — затем на несколько секунд наступила тишина… Гэдж изнывал; спина у него онемела от долгого неподвижного сидения крючком, угловатые куски угля впивались в колени, мелкая угольная пыль забивалась в горло и щекотала в носу, и ему уже не просто хотелось чихнуть — ему ничего в жизни так ни хотелось, как чихнуть: эдак шумно и раскатисто, со всхлипом, оттяжкой, присвистом и поросячьим всхрапом!.. Но тут — внезапно — все закончилось: занавесь отдернулась, и крышка ларя распахнулась, явив в светлом прямоугольнике сосредоточенную физиономию Радбуга — и Гэдж не почувствовал ни удивления, ни замешательства, ни испуга, одну лишь стылую и постную немую тоску…
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Радбуг медленно разжал пальцы, сомкнутые на рукояти висевшего на поясе длинного ножа. Отвёл взгляд:
— Вылезай… Шпион из тебя, надо признать, так себе.
Гэдж, хоть убей, не мог понять, чем же и в какой момент себя выдал… Неужели — тогда, несколько минут назад — Радбуг все-таки заметил приоткрытую крышку сундука, только не подал вида? Или учуял неистребимо исходящий от Гэджа и его лекарского снаряжения запах снадобий и сушёных трав? Во всяком случае, Каграту он ничего говорить не захотел, сам решил проверить свои подозрения и выяснить, кто и зачем прячется, как крыса, в пыльном угольном ларе… Ну, спасибо ему и на этом.
Облизнув губы, Гэдж хрипло пробормотал:
— Я не шпион. — Интересно, кто ему теперь поверит, если ему не верит даже Радбуг? — Я не шпион, я случайно тут оказался… Зашёл принести снадобье… и искал свою сумку, а потом… — он умолк, понимая, насколько все это глупо и нелепо звучит — и впрямь будто жалкие, только что придуманные оправдания. Медленно выпрямился, держа одной рукой злосчастную сумку, а другой опираясь на борт сундука — то ли от долгого пребывания в скрюченном положении, то ли ещё от чего ноги держали его с трудом. Спросил, запинаясь, едва слышно: — Значит, визгуны и в самом деле думают, что я… приведу их к порогу своего… бывшего дома?
— Если хочешь жить — приведешь, — ровным голосом, совершенно безо всякого выражения отозвался Радбуг. — А на что ты, собственно говоря, рассчитывал? На то, что тебе перепадёт казенный харч и тёплая норка за просто так — и ни платить, ни расплачиваться за это ничем не придется?.. С волками жить — по-волчьи выть, не слыхал про такое?
Действительно — на что тут можно было рассчитывать? «Ключ от лекарской будет твоим. Если… — Если я заслужу?» Вот теперь Гэджу и предлагалось настоятельно заслужить — предательством тех, кого он мог назвать ну пусть не друзьями, но людьми, которые принимали какое-то, не самое дурное участие в его судьбе.
— А если я не хочу, — пробормотал он, — жить по-волчьи?
Радбуг натянуто усмехнулся.
— А как же ты хочешь жить — по-овечьи? И при этом не позволить волкам тебя съесть? Так не получится, парень… не в этот раз и не в этом месте. — Он не улыбался, лицо его оставалось хмурым и настороженным, непроницаемые серые глаза — серьезными и внимательными. — Я, конечно, ничего не знаю наверняка, — медленно произнёс он, — да и не хочу знать, но все же сдаётся мне, что у тебя была возможность раз и навсегда выкарабкаться из этой выгребной ямы и наконец убраться отсюда подобру-поздорову… Но ты вернулся. Зачем? — Он издал сквозь зубы короткий полурык-полустон. — Ну зачем ты вернулся, дурень? Если ты даже не шпион?