— Нет, я, пожалуй, останусь, — помолчав, сказал Гэндальф. — Не нравится мне весь этот кипиш в лесу… Хочу убедиться, что дело ничем дурным не закончится.
— Я тем более никуда не поеду, — Радагаст со слегка виноватым видом развёл руками. — Не люблю, знаете ли, срываться с места с бухты-барахты… да и Белогрудка у меня вот-вот должна объягниться…
— Что ж, дело ваше, не смею настаивать. — Эльф ещё раз сдержанно поклонился и шагнул к двери.
— Келеборн! — негромко сказал Саруман ему вслед.
Владыка, уже взявшись за дверное кольцо, обернулся — так медленно и неохотно, точно его против воли тянули сзади за ниточки.
— Верни мне кинжал Гэджа, и я, так и быть, отдам тебе амулет, — деревянным голосом, не глядя на эльфа, произнес Белый маг. — Гэндальф прав, у меня в любом случае останется ошейник, а ругаться и ссориться нам сейчас ни к чему… Мы всегда успеем сделать это и на Совете.
***
Тебя ждёт участь более худшая, нежели смерть.
Интересно, какая? — спрашивал себя Гэдж. Стать шаваргом? При одной мысли о том, что эти твари, пугающие своей мерзкой искаженностью, могут выползти из своих подвалов на свет, Гэджа бросало в холодный пот. А ведь Радбуг упоминал о том, что этих гнусных созданий могут натравить и на эльфов, и на Росгобел… А впрочем, тут же уныло говорил он себе, какое мне теперь вообще дело до этих эльфов? Я ведь сейчас не в лесу, не в лагере Келеборна, даже не в Росгобеле — а здесь, в Замке, изо всех сил пытаюсь стать крысой…
Ах, если бы Гарх прилетел вновь! Можно было бы передать с ним короткое предостережение, предупредить и Радагаста, и даже надменного сноба Келеборна о вероятном нападении… Но Гарх не появлялся, и удивляться этому не приходилось: Гэдж сам дал ему понять, что больше не желает возвращаться к прошлому. Да и кто может утверждать наверняка, что и Саруман, и Гарх надолго задержались в Росгобеле, а не находятся сейчас за тридевять земель где-нибудь на пути в Изенгард? «Он… Шарки… что-нибудь обязательно придумает, чтобы вытащить тебя отсюда…» Да ну, правда придумает? И зачем, собственно? Чтобы дать Гэндальфу возможность при виде Гэджа осуждающе-снисходительно покачать головой, а Келеборну — презрительно сложить губы утиной гузкой? А Белого мага ничто, в сущности, в радагастовом зверинце не держит, у него и без Гэджа всегда хватает забот, неотложных дел, ценных замыслов и очередных «безумных затей»…
Серые осенние дни меж тем шли своим чередом: на следующее утро в лекарской каморке вместо Гарха объявился снага по имени Хурыг — медлительный, ленивый, с маленькими опухшими глазками, неизменно выглядящий так, словно его только что разбудили. Он объяснил, что его прислали Гэджу в помощь — но всё его участие в деле заключалось в том, что он днями напролёт сидел возле печки, кутаясь в рваное одеяло, зевая и шумно сморкаясь на пол, щипая корпию или делая вид, будто перетирает в порошок сухие травы. Он постоянно хотел спать, у него всегда что-то болело — спина/голова/зубы/ноги/руки/пятая точка, — и он поистине упивался своими страданиями, так выразительно охая, корчась, потирая больные места и с такой необычайной красочностью описывая вслух то, как у него ноет сердце, крутит желудок, ломит поясницу и стреляет в пятке, что у Гэджа от этих горестных стонов и воплей немедленно начинало сводить зубы. Он не мог сбежать от Хурыга даже на обходе: повинуясь строгому распоряжению визгуна, снага тенью сопровождал своего подопечного по всей территории Крепости, кряхтя и сгибаясь под тяжестью холщовой сумки (в которой лежали самое большее повязки и корпия, все склянки со снадобьями и инструмент Гэдж таскал при себе), с видом мученика закатывая глаза, постоянно хромая, вздыхая, стеная, как привидение, и разваливаясь на ходу каждую минуту. В конце концов Гэдж взял молоток и заявил, что он более не в силах взирать на нестерпимые страдания бедолаги и готов сей момент прервать их решительной трепанацией его, хурыгова, черепа — и лишь после этого снага наконец заткнулся, и поток его нытья и жалоб иссяк… Впрочем, глазки Хурыга из-под набрякших век стали поблескивать ещё более внимательно и злобно, а его пронырливый взгляд будто прилип к Гэджу и преследовал неотрывно, как кусок глины, припечатавшийся к подошве, так что, даже выходя за водой к колодцу, Гэдж не был уверен, что Хурыг не подсматривает за ним в щель между неплотно закрытыми ставнями. Появление Гарха в таких условиях становилось не только нежелательным, но даже опасным, и предупредить Радагаста о грозящих Росгобелу неприятностях никак не представлялось возможным.