Звучащий в воздухе серебристый звон лопнул, разлетелся осколками, как стеклянный шар. Вернулось знакомое ощущение цепкой, безжалостной, холодной руки, хватающей за горло и напролом тянущейся дальше — в грудь, под ребра, к самому сердцу. Снова подползли откуда-то одуряющие бессилие и покорность, желание пасть перед Хэлкаром на колени и свернуться в клубочек. В голове на мгновение стало пусто и гулко, точно в колоколе, а затем — против воли Гэджа — из ниоткуда вновь выступила картинка: мохнатый пень, уходящая от него в лес едва заметная тропка, ныряющая в овраг, обочь — канавка, поросшая тростником, торчащее к небу сухое бревно с расщепленной верхушкой… а там, дальше, за поворотом — небольшая поляна, опушка, и холм… потом все заволокло туманом, серым, липким, густым, как кисель, но в этом тумане по-прежнему угадывался чей-то взгляд — он давил и душил, толкал вперёд, заставлял Гэджа повернуться и идти по тропе, мимо пня, вдоль канавки, к расщепленному гнилому бревну и дальше… дальше… во мглу…
«Ты не должен позволять себе быть жертвой, — ясно, совершенно отчётливо сказал вдруг в его голове голос Гэндальфа. — Старайся думать о хорошем… О золотистом рассвете над вершинами гор. О теплом летнем дожде. О капле росы в чашечке цветка…»
Гэдж стиснул зубы.
Он изо всех сил попытался освободиться, сбросить чужую волю и вырваться из-под гнетущей, прогибающей его под себя власти, вызвать в памяти хоть какую-нибудь отвлеченную картинку — горы, лес… алое небо заката над рекой… вереницу волн, набегающих на песчаный берег… ползущего по травинке крапчатого жучка… Но вся эта ерунда не держалась перед его мысленным взором, расплывалась, как зыбкое отражение на воде… и тогда он представил себе простую глиняную плошку, большую и круглую, как она падает и с сухим треском разбивается о мраморный, в голубоватых прожилочках пол — почему-то именно мраморный и именно в голубоватых прожилочках: тррес-сь… И снова падает — тррес-сь… И ещё раз — трресссь… Если визгун сейчас закричит, мелькнуло у Гэджа в голове, если только издаст один из своих жутких, выворачивающих наизнанку воплей, я не выдержу…
Но назгул молчал — видимо, не желал выдавать миру свое присутствие. Вместо этого он вдруг исторг странный квакающе-скрежещущий звук, откинул голову назад и затрясся все телом, точно в припадке падучей; Гэдж не сразу сообразил, что он всего-навсего смеётся. На руке Хэлкара, на безымянном пальце внезапно блеснуло кольцо — золотое, с ярко сверкнувшим алым камнем; впрочем, оно тут же потускнело и как будто истаяло, неведомым образом слилось с черной назгульской перчаткой.
— А ты, однако, любопытный персонаж… — всё ещё посмеиваясь, заметил Хэлкар. — Кто тебя этому научил, а? Сопротивляться? Твой волшебник? — Он насмешливо фыркнул. — Жаль, что магия Кольца плохо на тебя повлияет, а то мы могли бы прямо сейчас попытаться решить кое-какие насущные вопросы… Но ничего, мы продолжим позже. Вижу, ты действительно помнишь куда больше, чем хочешь это показать.
Гэдж молчал, съежившись и по-прежнему не поднимая головы. В ушах у него звенело, словно там все ещё бились, падая на мраморный пол, обреченные на смерть глиняные плошки.
***
Келеборн был бледен, но спокоен:
— Дурные вести. В лесу на двоих гонцов, идущих с заставы, напали орки… Один из гонцов убит.
— А другой? — спросил Гэндальф.
Владыка яростно потёр двумя пальцами переносицу.
— Не знаю. Возможно, его взяли в плен. Я выслал следопытов на поиски, но новостей пока нет… Да, кстати, — добавил он, обращаясь к Саруману, — я возвращаю тебе кинжал твоего орка, как мы и договаривались, — он небрежным кивком подозвал сопровождающего эльфа (это, как обычно, был Эллоир), и тот, шагнув вперед, выложил на стол завернутый в тряпицу продолговатый предмет. — Сдержи и ты свое обещание.
Белый маг медленно кивнул.
— Хорошо. — Он вынул из поясной сумки и положил рядом с кинжалом многострадальный «сит-эстель». — Куда орки могли увести пленного? В Крепость?
— Вряд ли. След ведет на восток-северо-восток, потом теряется в лесу… Должно быть, у орков логово где-то в тех местах. Но приближается ночь, а в темноте трудно что-либо разыскивать, да и опасно… придётся, видимо, ждать рассвета.