Наконец яростно запыхтела в котелке постная овсяная каша. Волшебник достал из своей торбы две роговых ложки, обтер их чистой тряпицей и, секунду поколебавшись, предложил одну из них орку. Тот взглянул на мага недоверчиво… но все-таки не стал тушеваться, смущаться, отнекиваться и отползать в тень, приподнялся, завернувшись в одеяло, и, придвинувшись поближе к огню, принялся за еду. Он явно изголодался, ел торопливо и жадно, хотя, несомненно, пытался обуздать свой голод и вести себя как можно сдержаннее и аккуратнее. Хотя под изучающим взглядом волшебника ему определенно было не по себе, он поёживался и старался не поднимать головы, глядя на дно стремительно пустеющего котелка — пресная и жидкая овсяная размазня явно не делала кулинарному искусству Гэндальфа никакой чести, но не чаянный едок оказался невзыскателен.
Через несколько минут он отодвинул от себя опустевший котелок. Поднял на мага глаза — прозрачно-зеленые, как крыжовник, ярко контрастирующие с его темной обветренной кожей. Пробормотал едва слышно:
— С-с… спасибо, сударь. За… за все, что вы для меня сделали. За то, что вытащили меня из той ямы… — он зябко поежился и несмело улыбнулся — вполне дружелюбно, но как-то неуверенно, даже застенчиво, словно сомневался в том, что Гэндальфу вообще нужна его благодарность.
Волшебник кивнул, задумчиво глядя на пляшущие язычки пламени.
— Я не знал, что ты — орк, — помолчав, неохотно признался он. — Одеяние на тебе было совсем не орочье.
Парень, облизнув губы, слегка натянуто усмехнулся.
— А если бы знали, что́ там, под одеянием — прошли бы мимо?
Действительно — прошел бы? — спросил себя Гэндальф. От необходимости отвечать (в том числе и самому себе) мага избавила сырая ветка, громко лопнувшая в огне; волшебник поправил рассыпавшиеся головешки и, набив котелок снегом, вновь поставил его на огонь. Достал из переметной сумы мешочек с песком, чтобы вымыть посуду… Негромко потрескивал костер, в углу уютно похрустывал зерном ослик, время от времени пофыркивая и переступая с ноги на ногу, и в его тугом ослином брюхе при этом что-то сердито урчало. Предоставив орку сомнительное удовольствие отдраивать песком обгоревшие стенки котелка, Гэндальф устроился возле костра поудобнее, снял сапоги, чтобы просушить над огнем обмотки, достал кисет и неторопливо раскурил трубку. Не забывая при этом искоса поглядывать на загадочного попутчика.
— Ты откуда взялся? — задумчиво спросил он вполголоса, адресуясь скорей самому себе, нежели орку. Но тот все же услыхал — и, не прекращая отскабливать тряпицей с песком закоптелый жестяной котелок, исподлобья посмотрел на волшебника:
— Что?
— Где твои сородичи? И где твоя… — маг запнулся, подбирая подходящее слово: «пещера»? «дом»? «логово»? — Где твое убежище? — договорил он наконец.
— Убежище? — в глазах мальчишки что-то странно блеснуло, как будто вопрос волшебника показался ему забавным. — Тут, в одной долине неподалёку, — и он сделал жест рукой, такой широкий, что он охватывал по меньшей мере половину Туманных гор.
— А как ты оказался в той яме? Отбился от своих, что ли?
Орк пожал плечами. На вестроне — Всеобщем языке — он изъяснялся совершенно свободно, без малейшего затруднения.
— Да нет, я случайно туда попал. Я ходил по горам, собирал образцы пород и нечаянно поскользнулся… Склоны там были очень скользкие, а я сломал свой нож и не мог выбраться. А потом я з-з… замерз. — Он поёжился, видимо, вспоминая свои неприятные приключения, потом, глядя в землю, добавил отрывисто: — Спасибо вам еще раз, сударь. Если бы не вы…
— Я лишь сделал то, что сделал бы на моем месте любой другой прохожий — помог попавшему в беду, — сдержанно отозвался Гэндальф: как-то непривычно было выслушивать благодарности от урука. Интересно, спросил он себя, что это за «образцы пород» могли внезапно понадобиться какому-то дикому неотесанному зверенышу? И — для чего?
— Не любой, — помолчав, негромко сказал мальчишка. Он выплеснул из котелка грязную воду с ошметками каши, отставил чистую посудину в сторону, обтер о штаны мокрые руки и, запустив лапу в карман куртки, извлек маленькую деревянную баночку с какой-то темной и на редкость остро пахнущей мазью. Протянул её Гэндальфу. — Вот, возьмите. Может, это вам когда-нибудь пригодится… Это такая мазь… согревающая, чтобы руки не замерзали. Я сам её состряпал! — вдруг добавил он, и при этом в его негромком хрипловатом голосе явственно зазвучали горделивые нотки.