Голос Гэндальфа звучал хрипло и надтреснуто:
— То есть ты действительно полагаешь, что речь идет о всего-навсего очередном «опыте», Келеборн?
Владыка смотрел на собеседника с привычным уже снисходительным сожалением.
— Зная Сарумана, трудно предполагать что-либо другое. Неужели ты в самом деле веришь в то, что мальчишка может выжить? Вернее, так: неужели ты в самом деле веришь в то, что Саруману это надо?
— То есть, по-твоему, он всего-навсего воспользовался удобным случаем, чтобы на практике проверить одну из своих бредовых идей?
Келеборн печально улыбался уголком губ.
— А по-твоему — нет? О, Митрандир, насколько все же трогательна и наивна (чуть было не сказал — неуместна) твоя вера в людей… Не знаю уж, что это за очередной нелепый кунштюк с переливанием крови, и чем он грозит обернуться для нас в будущем, ясно одно: орчоныш подвернулся очень удачно, чтобы вновь стать жертвой очередного бесчеловечного опыта и позволить своему наставнику над собой надругаться, прежде чем окончательно этот мир покинуть…
Гэндальф по-прежнему не поднимал глаз. Слушал, как поскрипывает за забором сосна — негромко и сонно, точно в легкой полудреме.
— А если бы на месте Гэджа оказался… ну, допустим, Эллоир? Или Линдол? И подобное, гм… сомнительное деяние представлялось бы единственным способом его спасти и сохранить ему жизнь? Или в таком случае подобный «вопиющий опыт» уже не показался бы тебе столь бесчеловечным и «вопиющим»?
Келеборн поморщился.
— Не передергивай, Митрандир. Ты пытаешься перейти от общего к частному. Но вряд ли стоит ставить на одну чашу весов жизнь бессмертного эльфа и… — Он запнулся.
— И жизнь какого-то паршивого орка?
— Я этого не говорил.
— Но хотел сказать, уж не отпирайся.
Келеборн вздернул подбородок.
— Гэндальф! Ты хочешь меня оскорбить? Ничего подобного я не имел в виду. Просто, видишь ли, с точки зрения эльфа…
— Ты когда-нибудь пробовал судить не с точки зрения эльфа, Келеборн? — перебил волшебник.
— Вижу, — с прохладцей заметил эльф, — ты начинаешь считать мою точку зрения недостаточно беспристрастной и здравомыслящей?
Гэндальф наконец-то отлип взглядом от линий на ладонях. Поднял голову и в упор посмотрел на Владыку.
— Я начинаю считать — уж извини — что другие точки зрения, отличные от твоей, для тебя не только несущественны, но зачастую и вовсе не существуют.
Бледный лик Келеборна одеревенел, и покровительственно-понимающая усмешка медленно сползла с него, будто старое пробитое забрало. Эльф стоял, остолбенев, вскинув руку к щеке, точно получив внезапную пощёчину — или с трудом заставляя себя верить в услышанное.
— Ты, кажется, не в себе, Митрандир. Я не хочу с тобой спорить.
— Почему же? В спорах рождается истина, — с горечью напомнил маг. — Будь она неладна…
— Я не хочу с тобой спорить, — сухо пояснил эльф, — лишь потому, что, в отличие от тебя, все-таки склонен ценить нашу давнюю дружбу, в последнее время с каждым днем подвергающуюся все более серьезным испытаниям. Хотя, конечно, никто не запрещает тебе иметь и собственное мнение на этот счёт, отличное от моих скудных, узких и старомодных воззрений.
Гэндальф первым опустил взгляд.
— Хорошо. Давай забудем этот разговор. Я, знаешь ли, не хочу Сарумана оправдывать, но и осуждать тоже, прости, не стану. Гэдж для него — больше, чем просто ученик и объект странного «изыскания», я, увы, все-таки верю в это, как ни трудно тебе такое принять. И… ещё одно.
— Что?
— Не нужно заставлять меня делать выбор между дружбой и убеждениями, Келеборн. А то ведь я, чего доброго, могу выбрать и убеждения.
— Иного от тебя всегда было трудно ожидать, Серый. — Келеборн помолчал, точно пытаясь решить для себя, стоит ли продолжать неприятные, да и бессмысленные, по сути, препирательства. Сдержанно вздохнул, видимо, все же полагая разумным на этот раз уступить. — Ну ладно, забудем… и пусть это останется между нами. Все мы сегодня устали и взвинчены, и не всегда можем отдавать себе отчет в собственных словах, мыслях и чувствах. Обещаю не держать на тебя обиды… Хотя, — добавил он с примирительным полушутливо-полусерьезным негодованием, — иногда твоё необъяснимое упрямство способно вывести из себя даже замшелый пень. Впрочем, не сомневаюсь, что рано или поздно твой здравый смысл все-таки возьмёт верх над всеми причудами, и наши досадные разногласия сменятся полезным для нас всех пониманием и надежным товариществом.