— Право, Гэдж! Мне казалось, ты уже вышел из того возраста, в котором обычно доставляет удовольствие игра в бирюльки.
— Ну… ага. Только очень уж занятные штуки эти шкатулочки! Они, конечно, заколдованы, правда?
— Разумеется. Впрочем, и остальные игрушки тоже далеко не такие простые, какими кажутся на первый взгляд.
— Они… вроде моего кинжала, так?
— Да, Гэдж.
Булькало незатейливое варево в котелке, на одной ноте занудливо звенели комары, квакала в ближайшей канаве особенно бойкая лягушка, пахло дымом, пригоревшим просом, травяным чаем, сосновой смолой… После незатейливого обеда, состоящего из неизменной похлебки, сухарей и вяленого мяса, Гэндальф, как правило, заползал под какой-нибудь куст, чтобы вздремнуть там пару часов, пережидая самую жаркую пору дня, и в это время Гэдж был предоставлен самому себе и мог заниматься, чем душе угодно: рыскать неподалеку в поисках ягод и птичьих гнезд, или ловить ящериц, или просто лежать в траве, наблюдая, как муравьи суетятся вокруг дохлой гусеницы, или как басовито гундосит над чашечками цветков трудолюбивый полосатый шмель… Но чаще он устраивался поудобнее возле костра и, грызя горьковатую сосновую веточку, доставал из сумки чернильницу, а из-за пазухи — перевязанную бечевкой пачку бумажных листов. Несмотря на некоторое болезненное падение с высоты своего самомнения, воин Анориэль по-прежнему жил, здравствовал и даже иногда желал приключаться — в своем полном выдуманных опасностей выдуманном мире… «Однажды, — высунув от усердия кончик языка, тщательно выводил Гэдж буквы на хрустящем желтоватом листе, — темным и вьюжным вечером Анориэль заблудился в горах. Он шел вперед быстро и бесстрашно, и внезапно…». Тут Гэджа одолевали сомнения: «…и внезапно провалился в ледяную яму сорока локтей в ширину, не заметить которую мог бы только законченный болван»? Это звучало как-то не слишком достойно для такого бывалого воина, как бравый Анориэль, поэтому, поразмыслив, Гэдж милостиво заменял «провалился в яму» на «обнаружил глубокую пещеру, вход в которую был скрыт за грудой камней». Разумеется, после такого многообещающего начала в пещере просто обязан был обитать дракон — жадный, жестокий, хитрый — или какое-нибудь другое, не менее лютое и опасное чудовище: огромный свирепый волколак, или мерзкий скользкий черво-оборотень, или даже бывший эльфийский принц (жертва дворцовых интриг и/или несчастной любви) с разбитым сердцем (а то и затылком), ударившийся в мрачное и постылое, но зато такое неописуемо гордое одиночество… Или, в конце концов, какое-нибудь страшилище попроще, которых Гэдж силой своего воображения выводил пачками и которые все, как один, отличались обилием зубов/клыков и конечностей/щупалец, а также отменным физическим развитием в ущерб умственному (орк наивно полагал, что нагромождение мускулов совершенно не подразумевает наличия развитого сознания). Вот и сегодня он сидел и размышлял, сколькими когтистыми конечностями следует обеспечить очередное ужасное чудовище — восемью, или все-таки хватит с него шести? — как вдруг явственно почувствовал спиной чей-то пристальный взгляд — взгляд, исходящий из леса.
Гэдж замер. Всего на мгновение.
В следующую секунду он уже лежал на земле, прячась за травянистой кочкой и пытаясь высмотреть среди деревьев странного незнакомца, обладателя такого неприятного сверлящего взора — но вокруг все было по-прежнему спокойно, мирно и тихо. Стучал где-то чуть в отдалении дятел, возился в кронах деревьев легкий ветерок, заливалась трелью над головой орка невидимая пичуга… И все-таки неуютное, тревожащее чувство по-прежнему прижимало Гэджа к земле, он был уверен, что из глубины леса за ним наблюдают, изучают его: спокойно, сосредоточенно и внимательно, не враждебно, но пожалуй что и не дружественно… Кто-то прятался там, в клубящейся над подлеском полутьме, кто-то большой и неуклюжий, уныло вздыхающий и переминающийся с ноги на ногу: Гэджу казалось, что он различает под деревьями темный силуэт какого-то существа, длиннорукого и большого, слишком огромного даже для медведя. Орку окончательно стало не по себе: минуту-другую он отчаянно презирал себя за трусость и нерешительность, потом подполз по траве к спящему волшебнику и потряс его за плечо:
— Гэндальф! Проснись…
Маг, не открывая глаз, что-то сонно промычал в ответ. Лениво повернул голову.
— Ну? Что?
— Там, в лесу, кто-то есть! Ты ничего… не чувствуешь?