Гэдж сидел на земле, обхватив голову руками, отчаянно пытаясь прийти в себя.
— Что… что произошло? — Впрочем, он даже не особенно нуждался в ответе. — Это… трактирщик Мерт… разболтал им о том, что я — орк?
— Он самый. — Гэндальф ласково поглаживал по шее взмыленную кобылу. — Впрочем, он… очень искренне признал свою ошибку, когда я полчаса назад явился к нему за разъяснениями.
— Могу себе представить, — пробормотал Гэдж. В душе его было гадко, как в грязной плевательнице. — Наверно, он был не очень-то рад тебя видеть.
— Ну, что ты, мы с ним очень мило и содержательно потолковали. После чего он даже любезно предложил мне коня, дабы я мог пуститься вослед нашим славным новообретенным знакомцам. Не сомневаюсь, что наша беседа заставила его несколько по-иному взглянуть на некоторые вещи.
Гэдж мрачно молчал. Где-то высоко вверху, в кронах деревьев, прошелестел ветер, смахнул на землю несколько скрученных, сожженных зноем бурых листочков. Кобыла, все еще тяжело поводя боками, отошла в глубину рощи, с ужасом кося глазом даже не на орка — на мага. Видимо, в её представлении волшебник рисовался настоящим извергом, мучителем всего живого: она была обычной рабочей лошадью, простой и честной, но уж никак не породистым рысаком-меарасом и не быстроногим скакуном благородных кровей. Гэдж спросил, едва шевеля губами:
— Значит, это правда? Что за орков… за таких, как я… обещано вознаграждение, будто за закоренелых разбойников?
— Да, Гэдж. — Маг секунду помолчал. — Ты же сам слышал: что-то тут неладно в окрестностях. И нарушители спокойствия — орки…
— Угу. И что́ бы там, в крепости, со мной сделали?
— Не знаю. Думаю, ничего хорошего.
— Поступили бы как… с головорезом с большой дороги?
— Вполне вероятно.
— Ясно. — Гэдж смотрел в сторону, стараясь, чтобы волшебник не увидел его лица. — Третий, — сказал он мрачно.
— Что — третий?
— Третий раз ты меня спасаешь…
— Да уж, — пробурчал Гэндальф. — Третий раз наступаю на одни и те же грабли.
— Что?
— Да нет, ничего. По совести говоря, это я… виноват в случившемся, Гэдж. Мне не следовало оставлять тебя одного в этом трактире. Но я не думал, что мне придется так долго и упорно торговаться с местным лавочником… да еще имел глупость понадеяться на понимание и порядочность прощелыги Мерта!
— Нет, — Гэдж отстраненно смотрел в небо. — Это я виноват. Если бы я был, как все, ничего бы вообще не случилось. У тебя от меня одни неприятности.
— Не бери в голову, — помолчав, произнес Гэндальф. Он еще некоторое время смотрел на орка, кусая губы, точно порываясь что-то сказать — что-нибудь бессмысленно-ободряющее — но так и не сказал: знал, что это бесполезно. Подошел к кобыле и снял с её потной спины две котомки, связанные между собой и перекинутые через лошадиный хребет: свою и Гэджа. Мешка с игрушками у волшебника больше не имелось — он таинственным образом преобразился в суму с лепешками, сушеными вишнями и вяленым окороком. — Вот, бери свой скарб — да пойдем. Кобылу оставим здесь, она умная девочка, сама найдет дорогу домой… А нам с тобой впредь следует быть осмотрительнее, дружище, — отряхнув котомку от пыли и налипших травинок, маг привычным движением взбросил ее на плечо, поправил меч, висевший на поясе, взял в руки неизменный посох. — Не стоит, знаешь ли, лишний раз искушать судьбу — даже по пустякам.
14. Чернобородый
С наступлением сумерек откуда-то из темноты начал доноситься отдаленный, но до невозможности тоскливый и зловещий волчий вой.
Гарх, до сих пор мирно дремавший у Белого мага на плече, всполошился. Бросил опасливый взгляд туда и сюда. Покрепче вцепился когтями в надежное саруманово плечо.
— Ты слышал?
— Слышал, — пробурчал волшебник. — И что?
— Волки. Идут по нашему следу?
Саруман не ответил. Бреор тоже помалкивал — он предпочитал слушать только Белого мага и на сиплое карканье старого ворона считал за лучшее внимания не обращать.
«Тайная тропа», указанная Вихельмом, и впрямь оказалась узкой, почти неприметной каменистой стёжкой, по которой телега или подвода не проехали бы, а вот вьючная лошадь или мул могли пройти запросто. Тропа тянулась по предгорьям, по восточным отрогам Метхедраса и дальше — на север, вдоль западной опушки Фангорна. Слева высились скалистые пики Туманных гор, серые и угрюмые, рассеченные расщелинами, поросшие вереском и утесником; справа расстилался Фангорнский лес, темно-зеленый, недружелюбный, уходящий за горизонт. Путники выехали из «Хмельной мухи» накануне утром и минувшую ночь провели во встретившейся на тропе пустой охотничьей хижине; к исходу вторых суток позади, по подсчётам Сарумана, осталось около девяноста миль, но и полу-меарас Рыжик, и серая кобыла Бреора, хоть и имела в своих жилах кровь древней породы, все же устали и нуждались в отдыхе, да и всадники после двух дней, проведенных в седле, чувствовали себя так, будто их избили батогами. К несчастью, никакого намёка на мало-мальски удобный приют по пути больше не попадалось — или путники об этих тайных прибежищах ничего не знали.