Из коровника выглянула закутанная в плат женщина — испуганно, как зверёк. В темноте лицо её смутно бледнело, точно молодая луна.
— Разбуди этого пьянчугу Храпа, пусть позаботится о конях, — отрывисто велел бородач. И приглашающим жестом указал гостям на дверь дома. — Прошу вас, люди добрые.
— Я присмотрю за лошадьми, — скупо пробасил Бреор, который доверять такую драгоценность какому-то там свинопасу Храпу был отнюдь не намерен. — Будьте спокойны, господин…
* * *
— Меня в здешних местах называют Гнусом… Бородой Гнусом, если уж точно. А вы?..
— Эорейд, торговец из Вестфольда. Думаю заняться в ваших местах скупкой кож, — небрежно откликнулся Саруман. Наверно, он все-таки не особенно походил на обычного роханского купца, потому что в хитроватых глазах Гнуса мелькнуло что-то похожее на сомнение — но волшебнику, в общем-то, было на все это наплевать. Он сел на лавку возле стола, с удовольствием вытянул ноги, осмотрелся…
Горница была грязноватая и неуютная, с низким потолком. На столе горело с полдюжины свечей, вставленных в давно не чищенный подсвечник. Пол был засыпан мелким серым песком, потолочные балки почернели от копоти, в углах комнаты копилась пыль и лохмотья паутины, в закуте за печкой деловито шуршали мыши. Роскошные, вычурные, украшенные позолотой настенные часы в футляре красного дерева — явный намек на богатство и преуспеяние — посреди всеобщей запущенности и засаленности смотрелись по меньшей мере дико.
Бреор не возвращался — должно быть, не желал оставить без догляда обеих лошадей в целом и свою драгоценную Старуху в частности; Гарх тоже никак не давал о себе знать. Зато появился, видимо, Храп — крепкий, веющий запахом свинарника мужичок с короткой светлой бородкой, в которой запуталась соломенная труха. Он неуклюже поклонился гостю, потом что-то вполголоса сказал Гнусу, взял со стола пару деревянных ложек, лепешки и котелок, стоявший в печи и приготовленный, видимо, аккурат для него, и исчез с этой снедью так же тихо и незаметно, как и появился.
Ну, сказал себе Саруман, по крайней мере, голодным моего спутника не оставят.
— Алашка! — гаркнул Гнус куда-то в темные сени. — Подавай ужин, неумеха, долго ты еще будешь заставлять гостя ждать? У-у, курва ленивая… Ну-с, — потирая руки, он с радушной улыбкой обернулся к волшебнику, и тон его вновь стал маслянистым, любезным и дружелюбным, — рассказывайте, сударь, откуда прибыли, что видали, что творится на белом свете. Вы, по всему видать, человек бывалый, по миру изрядно поколесили, есть о чем потолковать на досуге… А мы тут, в глуши, до новостей охочи.
Жарко полыхал огонь в подпечке, прыгали по углам и потолку черные тени, уютно скрипел сверчок под половицей. Некоторое время волшебник в общих чертах пересказывал любопытному хозяину последние роханские новости, наблюдая, как Алашка суетится возле печи, собирая на стол — костлявая, нездоровая, бледная до прозрачности женщина, замученная дурным обращением и собственной робостью. На её худеньком, скудном, словно бы нарисованном на листе промасленной бумаги лице навек застыло выражение неизбывной, привычной покорности — как у заморенной непосильной работой клячи. За широкий подол её юбки, прячась от глаз сурового хозяина, цеплялась девочка лет трех, грязная и неухоженная, затравленным выражением глаз похожая на мать — испуганный неприрученный котенок, готовый в любую секунду юркнуть прочь и забиться в щель. Время от времени мать утирала дочери передником красный воспаленный нос — все это по-прежнему молча, без единого слова.
— Она немая, — пояснил Гнус, глядя на Алашку не то чтобы с ненавистью — скорее с ленивой гадливостью, как на полураздавленного таракана. — Какая-то дальняя родня моего кузена. Их дом в Холмищах год назад разбойники пожгли, так вот она теперь тут и обретается, приживалка… из милости.
«Из чьей милости?» — хотел спросить Саруман, ибо милость Бороды Гнуса явно обходилась несчастной женщине недешево — видимо, на этом одиноком, спрятанном в лесу отдаленном хуторе ей приходилось управляться и за прачку, и за скотницу, и за кухарку, и за служанку.
— Разбойники? — Волшебник безучастно разглядывал заусенец возле сломанного ногтя. — Что за разбойники, господин Гнус?
Гнус пожал плечами.
— Да бывают иногда в Волде всякие происшествия… набеги кочевников с восточного берега Андуина или что-то в этом роде… вот с недавнего времени, бают, опять по берегам реки Лимлайт непорядки какие-то происходят. В нашу-то глушь лихие люди не заглядывают — что с нас взять, с босоты… Живём себе, хлеб жуём — и на том спасибо.