Ухичка, состряпанная из плотвичек и каких-то пряных корешков, принесенных волшебником из леса, получилась жидковатой, но зато ароматной и, в общем, съедобной. Впрочем, путники были слишком голодны, чтобы жаждать кулинарных изысков, и ужин прошел споро, быстро и в полном молчании. Хотя, по мнению Гэндальфа, корешки могли бы все-таки малость развариться и быть чуток помягче…
Вечерело. Краски дня мало-помалу меркли. Над водой бесшумными зигзагами метались крупные разноцветные стрекозы. По мере того, как солнце садилось за Туманные горы, оно становилось темно-красным, почти вишневым, и по воде протянулась ярко-алая, точно шелковая лента, тропа золотистых бликов. Редкие облака плыли по темному небу, словно сказочные островки, подсвеченные снизу золотом: одни — как затейливые замки с башнями и витыми лесенками, другие — как горные гряды с пылающими на солнце вершинами, третьи — как величественные ладьи, пустившиеся в неторопливое странствие к неведомым берегам… Путники сидели в тишине и молчании, слушая мирное потрескивание костра, глядя на яркий, как картинка, закат; негромко, словно боясь резким голосом спугнуть это нежное вечернее великолепие догорающего дня, Гэндальф, неожиданно для Гэджа, вынул изо рта неизменную вересковую трубку, прикрыл глаза и очень мягко, задушевным тоном продекламировал:
И умолк — с долгим мечтательным вздохом. Покосился на орка со слегка неуклюжей усмешкой:
— Ну, как? Что скажешь, дружище?
Гэдж в некотором недоумении пожал плечами.
— Ну, не знаю. Звучит довольно… аляповато. Только не говори мне, что ты сам это только что сочинил.
— А что? — подозрительно спросил волшебник. — Мне кажется, вполне неплохие вирши.
— Разве? Я бы сказал, что довольно посредственные. Да и тема, того… заезженная. Там дальше наверняка что-нибудь про очи, подобные звездам, волосы, сотканные из солнечного луча, пышные наливные перси, прелестные ручки-ножки-губки и прочие части тела…
— Ничего ты не понимаешь в поэзии, друг мой! — сердито сказал Гэндальф. Он вновь сунул трубку в рот и, насупившись, яростно запыхтел ею, с головы до ног окутавшись облаком ядреного табачного дыма.
Мелкий белый песок, нагретый солнцем, еще хранил тепло жаркого летнего дня. Самозабвенно заливалась трелями в кустах какая-то красногрудая пичуга. Пиликали в траве цикады, громко и напористо, пытаясь перескрипеть друг друга, словно на соревновании невидимых скрипачей. В воде неподалеку от берега стояла цапля, нахохлившаяся и надменная, брезгливо поджав одну ногу — ни дать ни взять знатная дама, вынужденная пройти по жидкой весенней грязи. На подставленную ладонь волшебника опустился крохотный мотылек невнятной пыльной расцветки, пошевелил усиками, сложил и вновь распластал невесомые крылышки. Гэндальф любовался им, поворачивая руку так и этак, точно не бледная, как моль, неприметная бабочка сидела на ней, а возлежал драгоценный, переливающийся всеми цветами радуги сверкающий камень.
— Посмотри, Гэдж. Какая прелесть, правда?
— Угу, — вяло пробормотал орк. Он никак не мог понять необъяснимой способности волшебника находить красоту в самых блеклых, непривлекательных и невзрачных на вид созданиях.
Смеркалось. Последний сказочный островок уплыл куда-то к востоку, и над рекой повисла ночь, накинула на землю расшитое звездами покрывало. Костер догорал; Гэдж, грызя травинку и заложив руки за голову, лежал на одеяле и смотрел на небо, отыскивая там знакомые ориентиры. Небо здесь было таким же, как в Изенгарде — глубоким и необъятным, с теми же самыми звездами и созвездиями, привычными орку, как старые друзья, и Гэджу вдруг вспомнился дом: мрачный, пахнущий прелью Ортханк, его собственная маленькая каморка с окошком, выходящим на запад, древние скрипучие часы в «лаборатории», Саруман, склонившийся над колбами и пробирками, на стеклянных гранях которых загадочно поблескивают отблески свечей… Я что, скучаю? — с неудовольствием спросил себя орк. И сам себе (тоже с неудовольствием) ответил: ну да, скучаю… немного… и что?
Волшебник свернулся рядом калачиком, укрывшись плащом и подложив под голову набитую травой котомку.
— Тут городок есть за лесом, Делл называется, — позевывая, лениво сказал он, — завтра попробуем раздобыть там лодку, чтобы перебраться через Лимлайт. У меня есть знакомый трактирщик, думаю, он нам подсобит…