— Проклятый ворон! Раскаркался тут… падаль почуял? — Он равнодушно потыкал мага в бок носком сапога. — Так ты еще все-таки не сдох, шарки? А я думал, ошейник освободился… — Он чуть потоптался возле пленника, рыкнул словно бы в задумчивости — и рука его потянулась к кинжалу, висевшему на поясе, и сильные когтистые пальцы крепко обхватили оплетенную полоской кожи деревянную рукоять.
Саруман содрогнулся. «Ошейник можно снять только с трупа, — вдруг вспомнилось ему некстати. — И они нам скоро понадобятся…» Какого лешего Каграт явился — за ошейником? Снимать его с трупа… Волшебнику вдруг отчетливо представилось, как орк лениво и безучастно взмахивает кинжалом, на лезвии которого горят алые отблески костра, как с отвратительным мокрым хрустом кинжал входит в его, саруманову, плоть, рассекая межреберный промежуток, легко разрезая легкое, доставая до сердца безжалостным стальным острием…
— Каграт, — произнес он, и его голос — его глубокий, звучный, бархатный чарующий голос! — вдруг показался ему слабым, невыразительным и надтреснутым, как отвратительный скрип несмазанного тележного колеса. Он судорожно перевел дух и попытался снова: — Ответь — почему?
Орк медлил — но руку с кинжала все-таки не убирал. Смотрел на Сарумана прищурившись, недоверчиво и враждебно. Он, кажется, не ожидал, что пленник с ним заговорит.
— Что почему? — спросил он хмуро.
Волшебник облизнул пересохшие, покрытые запекшейся коркой губы.
— Почему я… здесь? Я, старый и больной? Зачем?..
— Зачем? — Каграт наклонился, схватил левой рукой мага за горло, уставился на него в упор своими злыми, мутновато-желтыми пронзительными глазами. — Ты, говорят, лекарь?
— Кто говорит? — пробормотал волшебник.
Орк ухмыльнулся.
— Знающие люди.
«Знающие люди»? Каграт, несомненно, имел в виду сволочугу Гнуса… Вот гнида. Подозревал бы я, что так дело повернется, еще вчера заставил бы его вообразить себя тараканом! — с вялым раздражением подумал волшебник. Но не время было размышлять о мести и сожалеть об упущенных возможностях, следовало ковать железо, пока горячо:
— Костыль в глотку этим твоим «знающим людям»… Ладно. Что ж, я — лекарь, ты прав.
— Врешь! — Вожак по-прежнему смотрел подозрительно.
— Нет. Кроме того, вижу, что у тебя есть веские причины этим интересоваться, Каграт.
— С чего ты взял?
Саруман собрался с силами и — усмехнулся так многозначительно, как только мог. Что ж, сейчас я тебя немножечко удивлю, славный мой косолапый друг.
— Боль, резь, тяжесть в правом боку под ребрами… горечь во рту… зуд по телу… тошнота по ночам, рвота, иногда — желчью… знакомо, а?
Каграт опешил. Рука его дрогнула. Такого, кажется, он действительно не ожидал.
— Ты… откуда ты… знаешь? Про… это всё?
— Да нетрудно догадаться… Глаза у тебя желтые, как у ящерицы… Сведущий человек сразу скажет, что у тебя с печенью не все в порядке.
— С печенью?
— Да… Отпусти, орк! Ты меня задушишь…
Каграт медленно разжал лапу — пораженный услышанным, он с такой силой стиснул Саруману глотку, что у мага потемнело в глазах. Что-то злобно шипя сквозь зубы, орк бросил волшебника на землю — досадливо и брезгливо, будто куль с грязным тряпьем.
— Значит, с печенью… А ты, выходит, сведущий человек, а? Сможешь меня вылечить, старый?
Белый маг скорчился на земле, отчаянно хватая ртом воздух. Впрочем, кое-какую победу он все-таки одержал, и мог, наверное, даже собой гордиться. Теперь оставалось только не сдать отвоеванные позиции.
— Нужно… поискать кое-какие травки… состряпать снадобье… В любом случае для лечения потребуется некоторое время.
— Ладно. — Каграт секунду помедлил. Пальцы его, охватывающие рукоять кинжала, наконец медленно разжались. — Живи пока, шарки… считай, что ты выторговал себе отсрочку, брешешь ты убедительно. Посмотрим, какой ты лекарь.
Он повернулся и неторопливо направился прочь, к своему костру.
— Каграт, — едва слышно сказал Саруман ему в спину.
Орк остановился. Не обернулся — лениво повернул голову через плечо.
— Ну?
— Дай мне… воды. И одеяло.
Каграт вновь чуть помедлил, точно оценивая, не унизительна ли для него подобная просьба. Потом неторопливо отстегнул с пояса полупустую кожаную флягу и бросил её пленнику.
— На́, держи. А на одеяло пока не заработал, старый… Вскорости узнаем, на что ты способен. — Он повернулся и исчез в темноте, растворился во мраке бесшумно и бесследно, как капля воды в стакане густых чернил.