Радетик обнаружил, что жизнь в замке не слишком легка: в нем либо стоял холод и сквозняки, либо было жарко и душно. Во время редких дождей крыши и стены протекали. Удобства были примитивны, мебели почти не наблюдалось. Во всем замке не было ни единой ванной комнаты, в отличие от Хеллин-Даймиеля, известного своими общественными банями. Единственная закрывавшаяся дверь преграждала доступ в жилище женщин.
Он часто тосковал по уюту крошечной квартирки в университете.
Несмотря на все недостатки, замок вполне выполнял основную функцию. Его зернохранилища, резервуары для воды и арсеналы могли поддерживать гарнизон в течение неограниченного времени. Замок властвовал над огромной территорией, и ни одна осада или штурм не могли его завоевать.
Остановившись у ворот, Радетик окинул взглядом каменистую землю, простиравшуюся на мили вокруг крепости.
– Гарун, знаешь, что я хотел бы увидеть? Хотя бы однажды? Дерево.
Шли недели. Фуад объявил призыв в ополчение из племен. Утром, когда должны были собраться новобранцы, Гарун разбудил учителя.
– Чего тебе? – проворчал Радетик, щурясь на бьющие в окно лучи рассветного солнца. – Давай лучше по-хорошему. Ни один нормальный человек не должен быть в такое время на ногах.
– Дядя Фуад собирается встретиться с ополченцами. Я подумал, может, ты тоже захочешь прийти.
Радетик застонал, спуская ноги с постели.
– Хочу ли я? Нет. Если ты видел одну толпу феллахов[3] – значит ты видел их всех. Но, пожалуй, лучше все же схожу, хотя бы затем, чтобы не позволить твоему дяде совершить что-нибудь, о чем он потом пожалеет. Сколько их там собралось?
Он сомневался, что призыв Фуада получит такой же отклик, как и призыв валига. Гарун разочарованно взглянул на него:
– Не так уж много. Но кто-то все равно приходит. Может, некоторые просто задержались.
– Гм? Плохо дело, говоришь? Подай-ка мне сандалии.
Ополченцы собирались на склоне, ведшем к главным воротам Эль-Асвада. Как и сказал Гарун, прибыли не все. И судя по скромным облакам пыли на дороге, Фуад вряд останется доволен ответом на призыв.
– Меньше трети от того, что он вправе ожидать, – заметил Мегелин.
– Некоторые пожиратели верблюжьего навоза перешли на сторону бандитов. – Фуад хмуро взглянул на собравшихся. – Трусость распространяется, подобно оспе.
– Не думал, что они настолько ненадежны, – ответил Радетик.
– Именно таковы они и есть, писака. А те, кто не дезертировал, прячутся по своим палаткам, словно старухи, боясь занять чью-то сторону. Перед моим братом они будут оправдываться тем, что он не объявил призыв сам. Мне следовало бы поехать и примерно их наказать. Проклятые ведьмы.
– Может, стоит несколько дней подождать? – предложил Радетик. – Послать еще гонцов, и пусть поговорят с ними как следует.
– Что толку? Если им хочется прятаться за юбками женщин – пусть. Я посмеюсь над ними, когда вернусь с головой Эль-Мюрида на копье. Белул! Собери шейхов.
Капитан Белул поклонился и спустился по склону, проехав среди собравшихся. Вожди поднимались по двое и по трое. Фуад не стал никого приветствовать, хотя знал всех и в течение многих лет ездил с ними бок о бок. Его мрачный взгляд заставлял всех держать язык за зубами и сохранять дистанцию.
Когда прибыл последний, заняв место в кругу Фуада, Радетика, Гаруна и офицеров Фуада, тот медленно повернулся:
– И это все? Только у вас хватило смелости противостоять мальчишкам-бандитам? Таха, Рифаа, Кабус и остальные – обещаю, мой брат этого не забудет. Так же как он не забудет лица тех, кого мы не увидели сегодня.
– Может, стоит дать им больше времени? – предложил кто-то.
– Больше времени, Ферас? Даст ли Ученик больше времени нам? Нет! Мы нанесем удар. Никаких игр и нежностей. Мы обрушимся на них словно молот. И мы принесем их головы, чтобы украсить наши стены. Всех, кого прокляли собственные матери.
– Что-то сегодня утром мы чересчур жестоки, – пробормотал Радетик.
Фуад бросил на него презрительный взгляд:
– Ты еще узнаешь, что такое жестокость, учитель. Можешь болтать дальше сколько влезет. Белул, выстрой колонну в соответствии с планом. Просто пропусти места тех трусов, что не явились.
– Фуад, – прошептал Радетик, – тебе в самом деле стоит еще раз подумать.
– Мы выступаем, как только сформируем колонну, – ответил Фуад. – Больше никаких дискуссий. Мы победим или потерпим поражение. Не хотелось бы мне оказаться на месте тех трусов, если мы проиграем, а я останусь в живых. Убирайся, учитель. Тебе больше нечего сказать.