— Пойди, господине, на поганых половцев, призывая бога, и господь бог будет тебе помощником и заступником, — громко, во весь голос произнес Сергий, а осеняя князя крестным знамением, негромко добавил: — Победите враги твоя…
Дмитрий Иванович мог считать свою миссию успешно завершенной, но, очевидно, что-то вспомнил и сказал:
— Дай мне, отче, двух воинов из своей братии — Пересвета Александра и брата его Андрея Ослябю, тем ты и сам нам поможешь.
В «Задонщине» мы встречаем и того, и другого уже на самом поле Куликовом. «Пересвета чернеца, брянского боярина, на место суженное привели. И сказал Пересвет чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами посвечивает, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу…» И говорит Ослябя чернец своему брату Пересвету старцу: «Брат Пересвет, вижу яа теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».
Памятливый и поэтичный автор «Задонщины» по неизвестной причине ни словом не обмолвился о визите Дмитрия Ивановича в Троицкую обитель и ни разу не упомянул имя Сергия Радонежского. Более того, приведенный отрывок свидетельствует о явном нарушении хронологии хода сражения.
Что же это за «место суженное», описанное в сказании? Можно предположить, что эти слова обозначают место, где суждено было погибнуть. Издревле на Руси сражение или поединок называли «божьим судом», где всевышний отдавал предпочтение правому. Но поборник справедливости Пересвет, как известно, пал в схватке с татарским богатырем, которого постигла та же участь. Здесь уместно напомнить слова о Христе: «Смертию смерть поправ», которые в полной мере соответствуют нравственной победе, одержанной в самом начале битвы. Но у автора «Задонщины» он, покрытый тяжкими ранами, оказывается живым где-то в середине Мамаева побоища, да и сам вид Пересвета в золотых доспехах резко отличается от того, каким он предстал перед Дмитрием Ивановичем 18 августа 1380 года. Ослябя называет его старцем, таким же он изображен на многочисленных картинах-миниатюрах, по которым вообще невозможно установить возраст Пересвета. Тогда как же быть с известным поединком, вызов на который русская сторона приняла оскорбленным молчанием?
Вдоль татарского войска медленно передвигалась на коне черная от загара человеческая глыба, игравшая мускулами, изрыгавшая пакостные и вызывающие слова. Их сопровождал дикий рев и хохот узкоглазых воинов. Покуда Челубей томится в ожидании соперника, прервем на некоторое время рассказ и возвратимся вновь в обитель Сергия Радонежского.
«Сказание о Мамаевом побоище» дает нам более подробный рассказ о посещении великим князем игумена Сергия, которое завершилось так: «Старец же преподобный велел тем обоим (Пересвету и Ослябе. — Б. К.) быстро сготовиться, идти о великим князем, ибо были они известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили. Они же тотчас послушались преподобного старца и не отказались от его повеления. И дал он им вместо оружия тленного — креот Хриотов, нашитый на схимах, и повелел им вместо шлемов золоченых возлагать их на себя, И передал их в руки великого князя и сказал! «Вот тебе мои воины, а твои избранники».
Противоречие нетрудно установить. И Пересвет и Ослябя встали в ряды русского войска именно в той одежде, которую возложил на них преподобный Сергий. Частью схимы, монашеского одеяния, в которое облачались люди, решившие полностью отречься от жизни, являлся куколь: «Черного цвета головное покрывало… Он похож на общемонашеский клобук с тем различием, что устрояется остроконечным кверху и украшается пятью крестами, вышитыми из шнуров красного цвета, расположенных на челе, на груди, на обоих плечах и на спине».
Рисуя собирательный портрет Пересвета и Осляби, чьи имена стали символом стойкости веры, рыцарства и мужества, мы попытаемся проследить их жизни. В «Задонщине» Пересвет именуется иногда луботским или брянским боярином. В пору становления Руси Брянск назывался Дьбрянском, вероятно от слова «дебри». Непролазные леса, которые окружали поселение, однако, не стали помехой ни распрям, ни татарскому погрому, ни литовскому завоеванию. Произошло это в 1356 году, то есть когда наследнику московского престола Дмитрию было всего лишь шесть лет. Но, очевидно, именно в этот год состоялось боевое крещение Александра Пересвета. Обстоятельства его драматичны и отражают внутреннее состояние Руси. Ольгерд, правитель Литвы, выступил против соединившихся Брянска и Смоленска, «повоевал обе эти волости и захватил в плен молодого князя Иоанна, сына Васильева». Летописец повествует о трагических событиях, развернувшихся в самом городе — «в Брянске был мятеж от лихих людей, смута великая и опустение города».
Ольгерду не удались попытки взять хорошо укрепленный Брянск открытой силой, но предательство изнутри свело на нет героические усилия горожан.
Те, кто не мог смириться с гнетом, отправились искать счастье в Москве. Очевидно, и Пересвет, и Ослябя, которого летописец называет «боярином Лубутьскы», лишившись родного крова, стали под знамена великого князя московского. Свой первый боевой поход Дмитрий Иванович совершил в двенадцатилетнем возрасте против нижегородско-суздальских князей. И если в этот раз обошлось без кровопролития, то через год при осаде Суздаля Пересвет и Ослябя могли заявить о себе с достоинством. В продолжительной борьбе с Тверью, по всей видимости, укрепился воинский авторитет братьев. Не дрогнули Пересвет и Ослябя в дни сурового испытания для Москвы, когда в 1370 году под ее стены подошел Ольгерд. Больно и грустно было смотреть им, как в дыму и пламени гибли московские посады, подожженные по приказу Дмитрия. Вместе со всеми москвичами и ратными людьми братья пережили нелегкие дни нашествия, но Ольгерд не рискнул начать штурм.
Прошел ровно год. В декабре при Скорнищеве сошлись московская и рязанская рать, и как ни тяжко было поднимать руку на соплеменников, но сознание правоты дела Москвы не позволило дрогнуть. Оно же руководило Пересветом и Ослябей в окончательном решении спора с Тверью. И все же не участие в междоусобных войнах принесло воинскую славу братьям, а решительное столкновение с татарами на реке Воже. Вот где полностью раскрылись боевые качества и боярина брянского и любутского. Этими походами, по всей вероятности, и завершилась боевая жизнь Пересвета и Осляби. Что же заставило их отказаться от службы в дружине великого князя, которая хоть и была тревожной и хлопотной, однако сулила прочное материальное положение? Дмитрий Иванович, ценивший и того и другого, очевидно, не без колебаний и уговоров отпустил их из войска в Троицкую обитель.
Но в час, когда русская рать остро нуждалась в воинах-профессионалах, он вспомнил о братьях, а преподобный Сергий не отказал ему в просьбе и более того, возложил на них одежду, которая явно выделяла их среди воинства российского.
Но вернемся на Куликово поле. С последними напутственными словами не оборвалась незримая нить, связывавшая Троицкую обитель с всероссийской ратью. Когда уже были расставлены полки, определены задачи военачальникам, совершена молитва и Дмитрий Иванович «сбросил с себя одежду царскую и в другую оделся», прискакал гонец от преподобного Сергия. Как рассчитал время старец, находившийся за многие версты от Дона, чтобы посланец прибыл именно в этот момент, осталось неизвестным, но, очевидно, особое чувство подсказало ему, что решающее столкновение произойдет в день рождества Богородицы и после полудня.
В послании говорилось: «Великому князю и всем русским князьям, и всему православному войску мир и благословение!» С грамотой гонец передал Дмитрию Ивановичу «хлебец пречистого богородица» — просфору. Великий князь расцеловал гонца и съел хлебец, затем простер руки к небу, «вскричал громогласно: «О великое имя всесвятой троицы, о пресвятая госпожа Богородица, помоги нам молитвами той обители и преподобного игумена Сергия; Христос боже, помилуй и спаси души наши!»