СВЯЩЕННИК ПОЛКОВОЙ
Вемы тя, единого бога и царя, твоея помощи просим. Ты нам подавал ecu победы, тобою врагов по беждахом, от тебе и нынешнего и будущего благополучия чаем…
Суворов еще никогда не переживал столь длинной ночи. И совсем не потому, что густые декабрьские сумерки на Дунае наступали необычно рано и утренний свет с трудом пробивался сквозь низкие свинцовые облака. Весь день он провел в войсках, где на каждом шагу, словно магическое заклинание, слышалось слово «штурм». Он решился на него и не сомневался, что за те дни, которые он провел под Измаилом, решимостью проникся каждый русский воин. Нет, вовсе не механизмом и «артикулами предусмотренным» внушал он настойчиво мысль, что «не руки, не ноги, не бренное человеческое тело одерживали на войне победу, а бессмертная душа… и если душа воина велика и могуча, не предается страху и не падает на войне, то и победа несомненна».
Суворов категорически запретил держать войска в боевых порядках до сигнала. Солдаты группами, плотно прижавшись друг к другу, старались сохранить тепло, коротали время в разговорах и шептали молитвы. Может быть, среди них звучали и составленные много лет назад самим Суворовым, когда он командовал Суздальским пехотным полком.
Суворов после объезда войск вернулся на свой бивак, прилег к костру, но заснуть не смог. Сердце стучало, словно молоточком по наковальне, а перед глазами стояли строки ордера главнокомандующего Потемкина: «…Остается предпринять с божьей помощью на овладение Измаила… Извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду… Моя надежда на бога и на вашу храбрость».
Что мог Суворов ответить светлейшему, который сам еще двадцать лет назад брал штурмом Измаил? Что много воды с тех пор утекло и турецкий полумесяц сиял на небосклоне и не собирался покидать его, впрочем, как и воины Аллаха Измаил? И Суворов отписал Потемкину в Бендеры: «Обещать нельзя божий гнев и милость зависит от его провидения».
Штурм турецкой крепости достаточно подробно описан, и иногда кажется, что многочасовой бой виртуозно с листа и легко был исполнен русскими офицерами и солдатами. Но ведь сраженье складывалось из сотен, тысяч единоборств, где порой все решало мгновенье.
…Полоцкий пехотный полк входил в состав колонны бригадира Орлова, которая, по замыслу Суворова, должна была атаковать Толгаларское укрепление и ров левее Бендерских ворот. Вначале все складывалось успешно. Казаки, действовавшие в первом эшелоне, частью сил уже преодолели препятствие, когда внезапно ворота отворились и во фланг им устремились янычары. Казаки гибли под ударами сабель. И тогда на помощь пришли полочцы. Но и они, словно споткнувшись о невидимую преграду, остановились. Командир полка полковник Ясунский был тяжело ранен: наступило замешательство. Историк Полоцкого пехотного полка В. М. Кузнецов описал этот эпизод в стихах.
В нестихающей канонаде, в грохоте разрывов и выстрелов, в раздирающих душу человеческих воплях, перекрывая их, властно и призывно прозвучал голос святого отца, присутствие которого в первых рядах сражающихся было вовсе не обязательным. По долгу совести священник Полоцкого полка отец Трофим Куцинский предпочел быть там, где лилась кровь духовных чад. Пули не миновали священника. Уже на крепостной стене он был ранен в ногу, а от креста осталось лишь основание.
На следующий день после взятия Измаила, на штурм которого, по словам Суворова, «можно пускаться один раз в жизни», состоялся молебен. Под гром орудийного салюта отправлял его священник Трофим Егорович Куцинский. Перед генералами, штаб- и обер-офицерами раздавалась «Многая лета» победителям.
Суворов в рапорте о взятии Измаила отписал Потемкину о подвиге Куцинского. В Петербург, в столицу империи, главнокомандующий направил представление. «Полоцкого пехотного полка священник Трофим Куцинский, во время штурма Измаильского, ободряя солдат к храброму с неприятелем бою, предшествовал им в самом жестоком сражении. Крест Господен, который он, яко знамение победы для воинов, носил в руках, пробит был двумя пулями. Уважая таковую его неустрашимость и усердие, осмеливаюсь просить о пожаловании ему креста на шею».
Без сомнения, речь шла о награждении святого отца орденом св. Георгия. Но Екатерина II не решилась нарушить статут. О священниках в нем не говорилось ни слова. Впрочем, в то время не существовало вообще какого-либо законодательного акта, который определял бы должностные обязанности полковых священников. По мирному времени, когда полки находились в местах постоянной дислокации или вели кочевой образ жизни, они подчинялись местным епархиальным властям. И если полк делал непродолжительную остановку на две-три недели, полковой священник был обязан войти в сношения с ближайшей епархией.
Воинский устав 1716 года упоминает лишь о высшей должности обер-полевого священника на время военных действий: «положен в числе чинов генерального штаба для исполнения обязанностей священнослужителя при главнокомандующем армии и для начальствования над полковыми священниками».
Тем не менее Екатерина II не оставила без награды отца Трофима и пожаловала ему наперсный крест с бриллиантами на георгиевской ленте. По ходатайству императрицы священник Полоцкого пехотного полка был возведен в сан протоиерея.
Подвиг отца Трофима — первое дошедшее до нас в документах и воспоминаниях свидетельство беспримерного мужества, твердости духа священнослужителей. Сколько их, безымянных, осталось вне страниц истории, чьими кропотливыми трудами и стараниями незримо ковался дух русской армии, ее победы. Невозможно определить, каких усилий стоило им воспитать, по словам Кутузова, подлинное сокровище — русского солдата, в любви к отечеству, вере, престолу — воистину неодолимой силе, вовеки прославившей его имя.
Когда Суворов говорил солдатам: «Молитесь Богу, от него победа, — чудо-богатыри! Бог нас водит, он наш генерал», то трудно усмотреть в его набожности неискренность, ханжество. Да и вся его жизнь, полная аскетизма, подвижничества и долготерпения, говорит о прочности религиозных чувств великого полководца.
Он необычайно ценил нелегкий труд полковых священников, старался внушить командирам мысль о тесном сотрудничестве и постоянной поддержке представителей церкви в войсках. В том, что отдача от военных священников была велика, говорят многочисленные факты. В мирное время в полках, где существовал прочный контакт командования со священнослужителем, было гораздо меньше преступлений и, следовательно, телесных наказаний, чем в тех частях, где он отсутствовал. Боевые товарищи-офицеры сочувственно относились к нуждам и запросам полковых священников, материальное положение которых было далеко не так прочно, как кажется нам сейчас, и зачастую собирали деньги по подписке. Ратное содружество, которое прочно цементировала православная вера, создавало во многих полках русской армии атмосферу подлинного доверия между начальниками и подчиненными, поселяло в душах воинов пренебрежение к опасностям, порождало поразительную выносливость.