В свинцовом вихре, бушевавшем на выжженном солнцем поле, между расстроенных боем рядов мелькала фигура в черной рясе. Отец Василий давно уже лишился скуфьи, наперсный крест дважды становился на пути пуль, одежда была изорвана, лицо почернело от порохового дыма, и только глаза выражали гнев, когда он видел, как падал на землю убитый или тяжело раненный егерь. Он спешил к нему, и если удавалось, то успевал причастить умирающего и прочитать короткую молитву. Одну из них прервал визг гранаты, которая разорвалась невдалеке и обдала святого отца комьями земли и осколками. Кровь заструилась по щеке, но он не оставил поля боя. И только после сильной контузии в грудь отец Василий направился в тыл. Мог ли Наполеон, имея дело с такими людьми, одолеть Россию? Выиграть одно или несколько сражений — да, но покорить — никогда!
Вспомните молебен накануне Бородинского сражения перед иконой Божьей Матери, спасенной от поругания неприятелем в Смоленске, и тогда станет понятна решимость каждого православного воина отстаивать отечество до конца. Так было при Бородино и в десятке других баталий, где рядом с солдатами и офицерами с великой пользою для дела сражались словом господним и вели за собой в бой священник Московского гренадерского полка Мирон Орлеанский, протоиерей лейб-гвардии Измайловского полка отец Симеон Александров и многие другие.
В сожженной и покоренной Москве не успевшие покинуть город жители могли слышать пастырское слово священника Кавалергардского полка отца Михаила Гратинского, волею судьбы оказавшегося в самом эпицентре шабаша иноплеменных вандалов, Они таскали его за бороду, плевали в лицо, сорвали рясу и крест, избили до полусмерти, издевались над христианским богом. Но святой отец мужественно перенес все пытки и унижения и умудрился в присутствии французских офицеров отслужить в домовой церкви генеральши Глебовой-Стрешневой молебен о послании воинству расейскому победы над супостатом и скорейшего изгнания французов из Москвы. Знали бы захватчики, о чем молился полковой священник, вовек бы не сносить ему головы.
Но отец Михаил на этом не успокоился и добился у французов разрешения отправлять богослужение в уцелевшей церкви св. Евпла на Мясницкой улице. Здесь 15 сентября, в день празднования коронования Александра I, он устроил торжественный молебен с колокольным перезвоном. Удары колоколов возвестили о непокоренности духа и веры, о скором избавлении от врага. Докладывая полевому обер-священнику, о. Гратинский писал: «Вся церковь была омыта слезами. Сами неприятели, смотря на веру и ревность народа русского, едва не плакали». После освобождения Москвы о. Михаил Гратинский стал духовником Александра I, получил из его рук орден св. Анны II степени и дошел с ним до самого Парижа.
В сражении под Малоярославцем, где, по словам Колленкура, «остановилось завоевание мира», мы вновь находим фамилию священника 19-го егерского полка отца Василия Васильковского. В рапорте командира 6-го корпуса генерала Д. С. Дохтурова о нем говорится: «…Находясь в этом сражении впереди полка с крестом в руках, своим наставлением и примером мужества поощрял солдат поражать врагов и умирать бесстрашно за веру и государя, при чем сам он был ранен в голову».
Отец Василий Васильковский был первым среди полковых священников русской армии, удостоенный ордена св. Георгия 4-й степени. Всего же история военных священнослужителей знает еще три примера подобного награждения. Обладателями Георгиевских крестов стали: священник Тобольского пехотного полка отец Иов Каминский, одним из первых переправившийся через Дунай под неприятельскими выстрелами в русско-турецкую войну 1828–1829 годов; протоиерей Могилевского пехотного полка Иоанн Матвеевич Пятибоков за аналогичный подвиг, но уже в 1854 году. Ровно через год обладателем ордена стал иеромонах 45-го флотского экипажа Иоанникий Савинов. О нем сестра милосердия Стахович писала родным из осажденного Севастополя, что «он очень много помогал и несколько дней перевязывал раненых. Он очень умный и благочестивый монах, очень храбрый и спокойный духом».
Чтобы заслужить такую оценку, понадобилось пробыть долгие месяцы под непрерывным огнем, рядом со смертью, готовой в любую минуту оборвать жизни, не дрогнуть самому и вселить непоколебимость в воинов. Таким отец Аника, как попросту называли иеромонаха севастопольцы, остался в памяти героев обороны города. Одному из ее руководителей генералу Хрулеву с большими усилиями приходилось сдерживать порывы святого отца.
Степан Александрович Хрулев слыл среди солдат первейшим из храбрецов и, имея характер беспокойный и непоседливый, немало досаждал неприятелю устроением всевозможных каверз и внезапных вылазок. Одна из них была назначена в ночь на 11 марта 1855 года на Камчатский люнет. Французы, поначалу опешившие, пришли в себя и вступили в рукопашный бой. Каково же было удивление Хрулева, когда он услышал в темноте:
— Где наши? Скажите же, ради бога, где наши?
Генерал увидел перед собой монаха, лицо которого в лунном свете выглядело необычайно бледным. На нем были ряса, черный клобук, эпитрахиль. В руке монах держал крест.
— Кто ваши, батюшка? — спросил Хрулев.
— Моряки.
— Они впереди, но там не ваше место, пойдите на перевязочный пункт.
— Мое место там, где утешают в страданиях, где приготовляют к смерти, — ответил иеромонах и бросился вперед.
Очевидец этого эпизода записал в дневнике: «В ту минуту, когда во время штыковой схватки положение наше было наиболее затруднительно, когда новые колонны заставили нас податься назад, раздалось пение тропаря: «Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое». Отступавшие моряки повернули, и грянуло «Ура!».
О полковых священниках, чьи имена остались за пределами очерка, можно написать многотомный труд, который бы высветил не только их героические дела, но и страдания и мучения священнослужителей в плену у неприятеля, который поведал бы о пожертвованиях в годину тяжких испытаний на алтарь отечества немалых сумм, о разделенной вместе с народом людской боли, об их жизненном пути, который после ран и увечий зачастую обрывался за пределами родины. Нельзя обойти стороной и внешне неброскую, но столь необходимую деятельность военных священников во время эпидемий, часто бушевавших в России.
Пренебрегая опасностью заразиться, шли полковые священники в тифозные, язвенные и холерные бараки, в лачуги заболевших с тем, чтобы сказать слово надежды, поддержать страждущих и предать земле усопших. В такое время было не до деления по национальному признаку. Во время моровой язвы в Тифлисе в 1795 году священник Грузинского гренадерского полка отец Григорий Аврамов приложил немалые усилия к спасению многих жителей, пострадавших от болезни. «Внимая гласу истины христианского любомудрия», днем и ночью не покидали своих чад в беде священники Хотинской крепостной церкви отец Константин Маньковский и священник Владикавказского полка отец Ефрем Асатианов. Холерная эпидемия, унесшая в 1812 году десятки жизней, обошла их. Скольких они спасли от мучений, осталось неизвестно.
Правительство бросало на борьбу с эпидемиями воинские части, и постоянно рядом с врачами, санитарами, солдатами находились полковые священники, которые призывали пострадавших не падать духом, соблюдать элементарные гигиенические меры, вселяли надежду на исцеление. И если оно приходило, то радость была всеобщая.
В мирные годы полковые священники не сидели сложа руки, и, может быть, их труд внешне был не очень заметным, но зато стало заметно двигаться дело просвещения солдата. И пусть сейчас наивными кажутся небольшие брошюрки с краткими уроками по закону божьему и солдатские катехизисы, они несли людям слова многовековой мудрости, приобщали к познанию мира, открывали возможность к проявлению собственного «я». Не потому ли красиво и возвышенно под сводами храмов звучали солдатские хоры полков русской армии, которые вели доброе соперничество между собой в репертуаре и преподношении слушателям молитв и духовных песнопений.