В 1863 году в Женеве состоялась международная конференция, результатом которой стало принятие Женевской конвенции с последующим учреждением Обществ Красного Креста в большинстве европейских государств. Создание Общества, ставившего перед собой гуманные цели сохранения жизни раненым и больным воинам, нашло горячий отклик в России. В конце 1866 года лейб-хирург И. А. Неранович вынес идею создания Общества Красного Креста в придворные круги. Вот в каком виде она была преподнесена: «Желая ознаменовать чем-либо особенно полезным радостное событие предстоящего бракосочетания наследника цесаревича с Марией Федоровной», он и доктор Ф. Я. Корель обратились к М. С. Сабининой и высказались за образование Красного Креста, который «везде существовал в Европе, кроме России и Турции».
Но несмотря на всеобщие старания княжны Сабининой, баронессы Фридерикс и самой императрицы, ни устав, редактировавшийся ею пять раз, ни обращение к русскому народу к бракосочетанию готовы не были. Следующей датой было назначено 17 апреля 1867 года, день рождения Александра II. Генерал-адъютанту Зеленому было приказано, чтобы «все было кончено к этому дню». Усилиям и исполнительности Зеленого, уложившегося в срок, российский Красный Крест обязан созданием устава и разработкой основных положений общества, главная цель которого состояла в том, чтобы «содействовать во время войны военной администрации в уходе за ранеными и больными воинами и доставлять им по мере средств своих как врачебное, так и всякого рода вспомоществование». К слову, после утверждения Устава «Русского общества попечения о раненых и больных воинах» А. А. Зеленый был избран первым его председателем. Представляет определенный интерес один из моментов утверждения устава. Московский митрополит Филарет настоял на «резком отделении дам от мужчин в заседаниях». Просьба святого отца нашла отражение в одном из положений устава, где говорилось: «…лица женского пола не могут занимать должности председателя и товарищей председателя главного управления, а также уполномоченных на театре военных действий».
Уже в первые годы своего существования российский Красный Крест доказал свою жизненную необходимость и убедительно продемонстрировал единодушие русских людей, выразившееся в сборе огромных по тем временам денежных средств. «На санитарное дело были пожертвованы миллионы», — свидетельствовал современник.
В 1876 году Российское общество попечения о раненых и больных воинах выдержало суровую проверку. Десятки русских женщин, надев скромную одежду сестер милосердия, фельдшериц и врачей, отправились добровольцами на войну в Черногорию и Сербию. Об оценке их деятельности говорят воспоминания современников, высказывания официальных лиц. Вот лишь некоторые из них. «Сестры милосердия самоотверженным трудом и любовью сумели заставить черногорцев в своем лице увидеть женщину, которую до сих пор презирали. Сестры завоевали себе несомненные симпатии черногорского населения, и это вполне ясно обнаружилось при их отъезде. Все Цетинье, все, что было в состоянии дотащиться до улицы, все вышло проводить сестер и врачей, все было полно самого непритворного участия к ним». Правитель Черногории писал царю, что «сестры, присланные сюда, оставляют в моем отечестве неизгладимое чувство о милосердии русской женщины; чувство, которое составит новое звено, связующее нас с великой Россией». Эти строки дополняет высказывание видного хирурга А. С. Таубера. «Все, что сделано в Сербии относительно санитарного состояния войск, есть плоды русской земли».
Но война дала понять, что одного энтузиазма в таком важном деле, как уход за ранеными, недостаточно. Необходимы были знания, навыки, организация. Сила «частной помощи» (такое официальное название получили отряды сестер милосердия, лазареты, склады с медикаментами, одеждой и питанием) должны были усилить средства, имевшиеся в распоряжении медицинской службы Дунайской армии. К глубокому сожалению, подробных сведений об их деятельности на войне и в тылу не имеется, не сохранились даже списки, по которым можно было бы установить количество и фамилии женщин, отправленных на театр военных действий. В отчете «высочайше призванный на должность главнокомандующего» П. А. Рихтер сообщает о 300 сестрах милосердия, работавших в госпиталях, на перевязочных пунктах и других формированиях. Данные эти далеко не полные. И приходится верить сообщению, сделанному 13 декабря 1877 года на общем собрании представителей Общества попечения о раненых и больных воинах, что «на службе Общества… в Болгарии, Румынии и Ясско-Кишиневском округе… врачей 113, аптекарей 19, студентов 90, студенток 29, фельдшериц 35, фельдшеров 112, сестер 658, сиделок 17, санитаров 360».
Не меньшую трудность для описания деятельности русских женщин в освободительной войне представляет почти полное отсутствие собственноручных свидетельств. Дошедшие до наших дней немногочисленные письма, дневники, воспоминания пронизаны особой скромностью и иногда просто не позволяют установить, кем они написаны, в лучшем случае под ними стоят лишь инициалы.
В ночь с 14 на 15 июня передовые части русской армии форсировали Дунай. Успех переправы был полным и достигнут с относительно небольшими потерями — 295 убитыми и утонувшими и 420 ранеными. «Большое историческое событие пережито нами 15 июня, — вспоминала сестра милосердия Гривцева, — славный переход через Дунай долго останется в памяти у всех».
Первые жертвы, первая кровь, первые человеческие муки. «Привезли раненых. Боже мой, какой ужасный вид! — записала в свой дневник сестра милосердия Духонина. — Мясо висит кусками, раны страшные, не могла смотреть равнодушно на все эти виды и боли наших страдальцев! Нервы одолели, не хватило характера — убежала… Но вот везут еще раненых… Я опять вернулась назад… и принялась за дело, как опытная сестра милосердия. Нельзя выразить того, как я чувствовала себя счастливою, когда мне удавалось сделать удачную перевязку и облегчить муки страдальцев».
Уже в Зимнице, где написаны эти строки, профессор С. П. Боткин сделал вывод, что «много раненых и мало врачей». Таким положением был озабочен и Н. В. Склифосовский, который задолго до переправы телеграфировал главному военно-медицинскому инспектору Н. И. Козлову об отправке в Болгарию выпускниц высших медицинских курсов.
Курсы ученых акушерок, открытые в Петербурге «в виде опыта» в 1872 году «сроком на 4 года» по инициативе военного министра Д. А. Милютина, при содействии Н. И. Козлова и профессоров Медико-хирургической академии, настойчивости и активности общественных деятельниц М. В. Трубниковой, А. П. Философовой и других стали первым высшим женским медицинским учебным заведением России. Курсы, срок обучения на которых вскоре был увеличен до 5 лет, готовились к первому выпуску. Забегая вперед, можно сказать, что он так и не состоялся. Еще в мае шесть выпускниц получили согласие военного министерства на отправку в действующую армию. Следом за ними на Дунай отправились еще двадцать два человека. Среди них получившие особую известность еще во время сербско-черногорско-турецкой войны Софья Ивановна Бальбот, Вера Петровна Матвеева.
Если к необходимости участия на войне медицинских сестер общественное и официальное мнение пришло к общему заключению, то в отношении женщин-врачей, которых в России насчитывалось единицы, не было не только подобия единомышления, но и туманно просматривалась перспектива использования их в мирной жизни. Ведь даже после окончания высших медицинских курсов и сдачи испытаний на звание лекаря женщины «получали право практики с разграничением пола больных». «В практические применении, — констатировал главный военный медицинский инспектор, — оно было бы крайне затруднительно, а для общества невыгодно». Когда уже смолкли пушки и настало время подводить итоги, главный врач 63-го военно-временного госпиталя А. Н. Аменитский, оценивая «затею» Н. Ф. Склифосовского, скептически замечал: «Больные и раненые, не привыкшие видеть в женщине врача, поначалу недоверчиво относились к ним… и потому нередко требовали доктора для пособия, но впоследствии это недоверие исчезло… Суждено ли женщинам-врачам действовать на полях будущих битв — трудно сказать. Вообще же женщинам-врачам не место на войне». Нетрудно заметить, что главный врач противоречит сам себе.