Выпускницы курсов, добровольно отправившиеся в армию, получали удостоверение, в котором говорилось, что они «уволены в отпуск в Румынию для поездки с санитарным отрядом сроком… впредь по 1 октября текущего года». Главное управление Красного Креста установило им жалованье — 75 рублей в месяц и подъемные — 150 рублей, офицерское довольствие и бесплатный проезд в вагоне II класса».
Перейдя Дунай, русские войска продолжали наступление по трем направлениям: на запад, где главные события развернулись вокруг Никополя и Плевны, на юг — к Шипкинскому перевалу, через который вел кратчайший путь к столице Турции, на восток — в направлении Рушука. Следом за войсками в Болгарию вступили 5 военно-временных госпиталей на 3150 мест, несколько лазаретов Красного Креста, питательные пункты, аптечные и вещевые склады, чуть позднее к ним присоединились летучие санитарные отряды, сформированные в Петербурге.
Где бы ни находились корпуса, дивизии, бригады, полки, какие бы задачи они ни решали, как бы ни изменчива была обстановка, всюду за ними следовали люди, готовые в любую минуту вступить в борьбу со смертью. «Началась наша военная жизнь, — сообщает сестра милосердия Георгиевской общины из-под Тырнова. — Вот уже больше 2-х недель, как мы, семнадцать сестер, живем в одной комнате, в которой, кроме весьма плохих кроватей, нет никакой мебели».
Быт сестер милосердия и женщин-врачей был далек от минимума удобств. «Сестры при госпитале, — писал С. П. Боткин, — располагались в юртах. Вчера при мне в железном ведре им принесли щей, в другой кастрюле котлеты рубленые, в третьей кастрюле картофель жареный. Все это холодно, невкусно; есть это нужно, сидя на пустых ящиках и держа тарелку в одной руке, а другою справляться вместо вилки». Нередко врачи и сестры оставались сутками на одних сухарях. А ведь были и парадные борщи, и битки в соусе, готовившиеся к визиту высоких гостей.
Вступление русских войск на землю Болгарии и освобождение первых городов вызвало в болгарском народе особый прилив братских чувств. Русские женщины стали свидетельницами их искреннего проявления. Вот как описывает встречу в Тырнове сестра милосердия Георгиевской общины. «Трудно описать восторг болгар при виде первых русских женщин. Люди окружили нас, всякий предлагал у него остановиться. Мы вошли в ближайший дом. Надо было видеть радость хозяев: старые и малые — все пришли в нашу комнату с нами поздороваться, сказать свое приветственное слово: «добре дошла», не знают как посадить, как угостить».
Не менее теплый прием был устроен русским женщинам в Габрово. «Глубоко тронула меня одна болгарская старушка, — писала на родину сестра милосердия, подписавшаяся инициалами А. К. — Задыхаясь, она подбежала ко мне с цветами в руках, стала гладить меня по лицу, потом взяла мою голову в обе руки, перекрестила и сказала: «Такая младая, да поможет тебе господь». На болгарской земле русские женщины наглядно убедились, что стоило болгарскому народу пять веков турецкого владычества. «Нельзя было при виде их (болгар. — Б. К.) не удивляться терпению этих страдальцев и не признать варварства турок, — сообщала в письме Александра Александровна Теплякова, — так изуродовавших людей и не щадивших даже грудных малюток. Казалось, радоваться этому несчастному народу в диковинку».
В июле и в августе главные события развернулись на Шипке. Армия Сулеймана-паши рвалась в Северную Болгарию. Героизм защитников Шипкинского перевала достаточно известен. Менее подробно описаны события, происходившие в тылу русских войск и болгарских ополченцев.
Нелегкие дни переживали те, кто работал в дивизионных лазаретах, на перевязочных пунктах, в госпиталях. «Подъезжая к Габрову, — сообщает в своем дневнике жена командира Подольского полка Е. В. Духонина, — мы были поражены неприятным известием, что начальник дивизии генерал Драгомиров сильно ранен и ждет прибытия нашего лазарета. Несмотря на позднее время (12 часов ночи), весь медицинский персонал и я отправились в монастырь навестить раненого… При нем находилась сестра Красного Креста Юханцева… К нам вышел ординарец и передал приказание… приготовиться сопровождать генерала в Россию».
За время невероятно жестоких боев и героического шипкинского сидения через руки четырех сестер милосердия: Софьи Александровны Энгельгард, Ольги Николаевны Юханцевой, Александры Александровны Тепляковой и Елены Васильевны Духониной — прошло более трех тысяч раненых и обмороженных русских солдат и болгарских ополченцев. «Окончился пятисуточный кровавый бой на Шипке. Целый день подвозили раненых, ко мне поместили еще 150 человек. Работы страшно много», — записала в свой дневник Духонина. «Пятнадцатого августа прибыл к нам в Габрово профессор Склифосовский с двумя ассистентами и несколькими врачами Красного Креста, — сообщала в письме А. Теплякова. — С появлением профессора в операционную комнату с раннего утра до поздней ночи вносили несчастные жертвы, хлороформировали их и, предав тяжелому сну, начинали действовать ножом и пилой. Долго не могла я слышать звука этой пилы по обнаженной кости и видеть отрезанные валяющиеся члены.
На смену неимоверной жаре пришла осень с проливными дождями, сырыми густыми туманами, с темными долгими ночами, и, как говорили, «на место Сулеймана явился другой враг — мороз». На 20 ноября в лазаретах 9-й и 14-й дивизий находилось 2600 человек, и по мере усиления холодов эта цифра возрастала. Шипкинская оборона, вписавшая героическую страницу в летопись русско-турецкой войны, стала еще одним подтверждением беспредельной стойкости русских солдат, верности их воинскому долгу и величайшего терпения. Никогда не изгладятся в памяти русского и болгарского народов эти месяцы, кровью скрепившие братскую дружбу, и никогда не будет прощения бездушию и бездарности высшей военной верхушке, обрекавшей на невыносимые трудности и напрасную гибель тысячи лучших сынов России и Болгарии.
Суровая действительность начисто опровергала бытовавшее мнение, изображавшее раненого воина картинным героем с богатырским здоровьем, для которого любая рана пустяк и пребывание в госпитале — лишь досадная случайность. «Велик русский солдат!» — восклицала сестра милосердия Ю. П. Вревская. Но величие солдатской души проявлялось не в псевдогероизме, а в обыденности и даже прозаичности военных будней. «Что за нежные, любящие сердца скрываются за этими грубыми шинелями, — писала родным сестра милосердия Гривцева. — Иногда даже больно видеть, до чего они благодарны за каждое доброе слово, за каждый ласковый взгляд». «Солдаты наши положительно какие-то святые: кротость и смирение их для меня были непостижимы», — вспоминала А. Теплякова.
Но и женщины ни в чем не уступали мужчинам. Так же, как солдаты и офицеры русской армии, они выдержали суровую проверку войной и заслужили своими делами всеобщее восхищение и уважение. «Я видел их 12 числа (сентября. — Б. К.) — писал военный инженер на Шипке генерал Д. Кренке, — они бродили, как тени, но работали и не хотели оставить своего поста».
Небольшой болгарский городок Плевна следом за Шипкой стал местом драматических событий. Трижды пытались взять Плевну «открытою силою», и трижды пришлось пережить горечь неудач. «Первое дело под Плевной было неосторожностью, второе — ошибкой, третье — преступлением», — констатировал С. П. Боткин. Так или иначе, каждое было оплачено десятками тысяч жизней, реками русской крови.
Если на Шипке сестры милосердия работали в относительной безопасности, вдалеке от места сражения, то при штурмах Плевны, особенно при третьем, их и женщин-врачей можно было увидеть на передовых позициях, делавших не только перевязки, но и принимавших участие в сложнейших хирургических операциях. А ведь и здесь дело доходило почти до абсурда. В дневнике врача Варвары Некрасовой сохранилась запись: «Врачи (мужчины. — Б. К.) стараются показать нам, что мы им неровня, что мы столько не смыслим, что мы врачами не будем». Среди некоторых мужчин-врачей бытовало мнение, что «барышни» едва ли способны быть хирургами «ввиду нервозности». Конечно, такой точки зрения придерживались далеко не все. Уже в день Третьей Плевны на одной из осадных батарей младший врач Софья Бальбот доказала, что у женщины достаточно хладнокровия, знаний, умений, и даже грохот сражения, свист пуль и разрывы снарядов не в состоянии были помешать операциям. Она же в течение четырех дней, работая в подвижном лазарете 16-й пехотной дивизии, располагавшемся в деревне Тученица, находившейся вблизи боевых порядков, «наложила около 30 гипсовых повязок и проделала более десятка сложных и простых операций». В 47-м военно-временном госпитале «г-жа Бант ле произвела ампутацию бедра и экзартикуляцию всех пальцев, Соловьева — ампутацию бедра в верхней трети, Матвеева — резекцию локтя, ампутацию голени, плеча, Остроградская — ампутацию голени».