Были ли Шереметев и Меншиков ее любовниками — неизвестно точно никому, во всяком случае, ее благодарность и к Меншикову, и к Шереметеву никогда не угасала.
Она вообще была поразительно благодарным человеком и редко кого забывала. После смерти императора она немедленно вернула всех, кто пострадал от гнева Петра в истории с Монсом. Прежде всего Матрену Балк. Но при этом Екатерина не мстила многочисленным недругам, не старалась узнать, кто ее предал. Даже Ягужинского сохранила у трона, хотя именно его современники считали виновным в скандале с Монсом, именно он донес царю о романе (может быть, мнимом) императрицы с камергером.
На протяжении своей недлинной жизни Екатерину отличал удивительно доброжелательный характер. Она никогда не падала духом, в минуту опасности становилась тверже, стойко выносила все тяготы судьбы. Вероятнее всего, именно ее жизнелюбие и жизнерадостность привлекали Петра. Даже в последние годы, когда нрав его становился грубее, жестче, нетерпимее, когда мрачность окутывала все чаще его безумием, апатией и страхом.
Откуда же у историков такая традиционная недоброжелательность к Екатерине, такое явное желание подчеркнуть неразборчивость, дурной вкус Петра, связавшегося с «низкопробной солдатской девкой», «грешницей»? Валишевский утверждал, что лишь один раз в жизни император встретил чистую, светлую, прекрасную даму — польку Синявскую, пленительную в своей образованности и целомудрии. Московский «варвар», по мнению Валишевского, был ею всецело очарован, однако она оставалась неприступной. Но современники несколько иначе рисуют облик этой «прекрасной дамы».
Елена Синявская, жена коронного гетмана Польши Адама, была значительно моложе мужа и увлекалась политикой не меньше, чем известная княгиня Дольская, многолетняя подруга гетмана Мазепы, страстная честолюбивая интриганка. Синявская соперничала с легкомысленной княгиней Яблонской, завидовала азартной графине Кенигсмарк, пыталась царить в Париже — ничем не возвышаясь над традициями времени, особенно стилем поведения, достаточно раскованным. Это считалось почти нормой для светских дам и при дворе Людовика XIV, и при бродячем дворе короля Августа Сильного.
Французский посланник Г.Бальюз писал в 1711 году из Яворова, когда царь жил у супруги краковского воеводы Синявского: «Госпожа Синявская внушила царю желание поговорить со мной наедине, она не одобрила моего намерения достигнуть этой чести посредством первого министра с тем, чтобы подобно прочим посланникам являться после к царю в сад, где он собственноручно работает над постройкой небольшой лодки, уже подаренной им упомянутой даме, которая тоже взялась за скобель, чтобы помогать в работе».
И чуть позже посланник добавил: «В Яворове, ваше величество, вовсе не скрывают брак царя; этот монарх знакомит жену свою с дамами, здесь находящимися, и она каждый день показывается в яворском саду. Принцесса эта, которую царь привез с собой на почтовых, подарила единственной дочери краковского воеводы хорошенькое колечко в знак своей дружбы, ее очень хвалят за доброту…»
Таким образом, «прекрасная дама» Елена Синявская оказывается традиционной политической интриганкой, а влюбленный в молодую жену Петр просто галантен с хозяйкой дома. Правда, своеобразно, проявляя свое умение плотника. Да и Екатерина отнюдь не случайно одаривала дочь Синявской, очевидно, за заслуги отнюдь не альковные, но более важные для царя, постигавшего в те годы дипломатию…
Ирония Валишевского по отношению к Екатерине I не вполне оправдана. Русскую императрицу отличала не большая испорченность, чем любую из польских возлюбленных Августа или Мазепы. Никто не называл Аврору Кенигсмарк «блудницей», хотя она, азартная, ироничная и бесчувственная, с легкостью посещала опочивальни разных королей.
Долго торговалась за свою любовь блистательная графиня Козель, вымогая бесконечные подарки и приношения разоренного Августа Сильного.
Екатерина была дочерью своего времени, но она ни разу не поступилась здравым смыслом ради сиюминутной выгоды и не принесла вреда стране, ее приютившей. Она смиряла жестокость мужа, привечала дипломатов, но не продавала секретов царя, хотя у него не было тайн от «сердечного друга». Она умела жалеть не только мужчин, но и женщин, что было редкостью во все времена.
Петр ценил в жене отсутствие ревности, восхищался ее тактом, терпением. В этом смысле отношения между супругами были весьма своеобразны. Он делился с ней всеми злоключениями со своими «метрессками», рассказывал о них в письмах, привозил их во дворец в Петербург. Она принимала непринужденно и спокойно Румянцеву, Ржевскую, Кантемир, только изредка наказывая собственноручно наиболее зазнавшихся. Так вышло с Марией Гамильтон, внучкой друга Петра — Брюса, прозванного в народе «чернокнижником». Фрейлина была несколько месяцев возлюбленной царя, получила отдельные апартаменты, штат прислуги и начала распускать слухи, что царица ест мел, чтобы избавиться от угрей на носу. Завистницы донесли об этих сплетнях Екатерине. Она вызвала Марию к себе и надавала ей пощечин. Несколько дней Гамильтон ходила с раздутым лицом, но Петру обе женщины не сказали ни слова. Одна умела прощать дамские слабости, другая преклонилась перед силой.