Странная нерешительность сковывала императора, ибо не мог он решить вопрос о престолонаследии. Самым законным претендентом был внук Петр, сын Алексея. Но император не мог заставить себя полюбить его. Ему было стыдно и больно в присутствии замиравшего при нем мальчика. Тоска и укор стискивали душу, и он отправлял внука с глаз особенно резко и грубо, ибо слышались ему невысказанные жалобы царевича, которого он своим повелением лишил отца…
Подрастали три дочери: Анна, Елизавета и Наталья. Но он знал их плохо, видел редко, хотя и требовал постоянных докладов об их обучении. Дочери были полезны для заключения династических браков с иноземными дворами, но не более того. Племянницы, дочери старшего брата Ивана, так и не ставшие достойными принцессами русского двора, тоже не годились для престола.
Зато рядом с ним в самые трудные минуты всегда оказывалась Катерина, друг и помощница, ничего не боявшаяся. Только она одна могла продолжить дело его жизни, повести корабль по начертанному им пути.
Она еще была молода, и Петр мрачнел, когда видел ее в зеркале рядом с собой. Он часто вспоминал судьбу царя Давида. Однажды, лежа высоко на подушке в опочивальне, Петр зажал ее пальцы своей ручищей и прочел наизусть тихим монотонным голосом:
— Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные годы, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться. И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина царя нашего молодую девицу, чтоб предстояла она царю, и ходила за ним, и лежала с ним, — и будет тепло господину нашему царю. И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели ее к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему: но царь не познал ее…
Екатерина обняла мужа, спрятала лицо на его груди…
7 мая 1724 года Петр Великий издал манифест о коронации Екатерины I. Император вспоминал о ее помощи в Прутском походе, ссылался на греческих цезарей: «Того ради данной нам от Бога самовластию… решились мы короновать ее императорским венком».
Бассевич рассказывал в «Записках», что император пригласил всех в Москву. Даже герцогиню Курляндскую вызвал из Митавы. И вот у одного английского купца, куда пришли и духовник царя, архиепископ Новгородский, и архиепископ Феофан Псковский, и великий канцлер, среди угощения Петр сказал обществу, «что назначенная на следующий день церемония гораздо важнее, нежели думают, что он коронует Екатерину для того, чтобы дать ей право на управление государством… что она поддержит его учреждения и сделает монархию счастливой… Все присутствующие держали себя так, что он остался в убеждении, что никто его не порицает».
В Успенском соборе был укреплен бархатный балдахин малинового цвета, под которым находился помост, украшенный живописью и позолотой. На нем установили два трона старинной работы.
Архиепископ Новгородский Феодосий Яновский велел Екатерине прочесть вслух «Символ веры», потом возложил ей руки на голову и прочел молитву. Архиереи передали Петру I коронационную мантию, и он заботливо накинул ее на жену. Она встала на колени. Феодосий прочел коронационную молитву, и Петр осторожно надел на Екатерину тяжелую корону, потом передал ей державу. Корона была похожа на византийскую: ее украшали две с половиной тысячи драгоценных камней, а в центре сверкал огненный рубин. Слезы катились по лицу Екатерины, она пыталась обнять и поцеловать ноги императора, но он поднял ее сурово и величественно.
После молитвы Феодосия началась пушечная и ружейная стрельба. А потом Феофан Прокопович произнес звучным густым голосом поздравления.
В народ бросали золотые и серебряные монеты. Именитым людям вручали медали. В качестве угощения были выставлены жареные быки, начиненные птицами, фонтаны забили белым и красным вином. Императрица, как пишет Бассевич, была «в богатейшей робе, отделанной в испанской моде, и в головном уборе, осыпанном драгоценными камнями и жемчугом. Платье на ней было из пурпурной штофной материи с богатым и великолепным золотым шитьем». Ее провожала особая, созданная для этой церемонии рота кавалергардов из шестидесяти человек. Император числился капитаном роты, а генерал-прокурор Ягужинский в чине капитан-лейтенанта командовал ею.
Император шел веселый в летнем кафтане небесного цвета, который руками императрицы и придворных дам был расшит серебром, в красных шелковых чулках и в шляпе с белым пером. Походка была легкой, по обыкновению торопливой, но глаза сияли — Петр выглядел счастливым. Видимо, в эти мгновения ему мнилось, что все страшившие его опасности уничтожены, что империя, в случае его смерти, окажется в достойных руках.