– То есть ты считаешь, для мужчины это черта не из лучших?
– Думаю, для мужчины‑аристократа, который должен своим домом и хозяйством управлять, это недостаток. Жена в таком разе должна всё в свои руки брать. А вот как слуга… Думаю, лучше и не надо.
Бывшая крепостная в который раз удивила Соню.
Она умнела прямо на глазах. Раньше её рассуждения о жизни были похожи на рассуждения служанки, а теперь – на рассуждения зрелой женщины прямо‑таки не простого звания. Неужели на неё так подействовало замужество? Или в Агриппине от роду было заложено такое вот умение чувствовать момент и быстро всему учиться, чтобы ему соответствовать?.. Ну и дела!
Соня вынула из кармана колоду карт – время от времени она покупала новую, пока прежняя не истрепалась, – и ловко перебросила с руки на руку. Так в последнее время ей легче думалось. На неодобрительный взгляд Агриппины она не обращала больше внимания.
И решила: раз девчонку всё‑таки удалось уломать, то стоит её посвятить в некоторые подробности дела.
– Тогда слушай. Мое дело сказать, а ты уж решай сама. В общем, так: ты помнишь, когда в дедовой лаборатории я тебя заставила вымыть конторку?
– Помню. Пылищи было! Два раза пришлось воду менять.
– Там я нашла дневник деда…
Соня решила не вдаваться в подробности, не рассказывать про письмо, которое оказалось в руках покойного графа Воронцова, и вообще, как она пришла к мысли, что у маркиза де Баррас может быть нечто, принадлежащее её деду. Теперь это было не главным.
– В общем, дед в нём неоднократно упоминал своего друга‑француза, а также и его фамилию. Но главное то, что маркиз вместе с дедом наладили производство золотых слитков, в которое князь Еремей Астахов вложил почти все свои деньги…
– Значит, вот почему ваша бабушка и маменька бедствовали, – понимающе качнула головой Агриппина. – Они не знали, у кого эти деньги искать.
– Вот именно, дед же не собирался умирать во цвете лет, потому никаких распоряжений и не оставил. А маркиз, как человек порядочный, до моего приезда никому о золоте не говорил и вообще к нему не притрагивался. Считал, что оно ему не принадлежит. Вернее, ему одному не принадлежит. Наверное, он так бы и умер, никому ничего не сказав, если бы не приехала я…
– Значит, вы думаете…
– Я думаю, та яма, которую вы с Эмилем видели, не что иное, как люк, который вел из подземного хода замка.
– И тот… контрабандист, как мы думали, на самом деле воровал из подземелья это самое золото? – догадалась смышленая девчонка. Пардон, мадам маркиза.
– Да, – кивнула Соня. – И более того – мне кажется, что тот, как ты говоришь, контрабандист не кто иной, как Флоримон де Баррас. И никакое не привидение, а именно он, из‑за Эмиля, выдернувшего бревно, оказался запертым в подземелье. И не мог потом найти выхода. Точнее, он его мог и найти, но не знал, как открыть потайной механизм, закрывающий дверь.
– Господи, страх‑то какой… Вы хотите сказать, ваше сиятельство, что сейчас в подземелье лежит мертвый Флоримон де Баррас, нечаянно убитый собственным слугой? Я как чувствовала! В таком случае ни за что туда не полезу! Мертвяков я с детства боялась.
– Опомнись, мадам маркиза, ты же христианка. Неужели тебе удастся спокойно спать, зная, что тело твоего… пасынка валяется непогребённым?
Агриппина судорожно всхлипнула.
– А может, его там нет, Флоримона?
– Тогда тем более нам нечего бояться. Возьмём с собой Эмиля, свечей побольше…
– Факел.
– Хорошо, и факел. И спустимся вниз. Это надо сделать в любом случае. Если Флоримон не успел все вывезти, то мы с тобой разделим поровну оставшееся золото, и тогда на него ты сможешь привести в порядок замок, купить себе выезд, завести нужное количество прислуги…
– Трудно мне будет к такому привыкнуть: я и… прислуга, – заметила Агриппина. – Кухарку вон прислали, а я всё норовлю по привычке то картошку чистить, то резать что‑то… А ещё я думаю, ваше сиятельство, не стоит вам этого делать.
– Что мне не следует делать?
– Делить золото между нами. Тем более поровну. Хотел бы маркиз Антуан, чтобы мне оно досталось, сказал бы, а то ведь сохранил в тайне. Уж если, как вы говорите, он сыну о том не сказал… Значит, оно ваше и князя Николая Николаевича.
– Агриппина, – изумилась Соня, – ты отказываешься от золота?
– От чужого золота, – уточнила Агриппина. – Конечно, я понимаю, что вы хотели, как всегда, по справедливости поступить, по‑честному, чтобы всем было хорошо, а так бывает только в ваших романах. Хорошо, я их прежде не читала, а то тоже бы по‑вашему жить старалась. Нет, как в книгах – по правде – жить нельзя. Ваша покойная матушка всегда говорила: простота – хуже воровства!