– Не кажется ли тебе, Агриппина, что ты опять пытаешься мне грубить?
– Угу, опять, княжна миленькая, пытаюсь. Только на этот раз вы мне ничего сделать не сможете. Даже назад в Киреево отправить.
От шутки Агриппины у Сони почему‑то защемило сердце. Ей вспомнился Петербург. Сейчас там, наверное, сыро, холодно, первый снег сыплется. В доме печку затопили. Ветер в трубе гудит…
– А ты знаешь, я по дому соскучилась.
– Я тоже, – вздохнула Агриппина, но тут же встрепенулась:
– Но возвращаться в Петербург меня и не просите. Я, пока всю Францию не объеду, в Россию ни ногой!
– Ты хочешь путешествовать? – удивилась Соня. – А я думала, ты останешься в Дежансоне, в замке.
– Вначале, Софья Николаевна, я, может, немного и побуду тут, пока в трауре, пока вы здесь освоитесь, если захотите остаться. Нет, так управляющего найду или в аренду сдам, а потом – ищи ветра в поле!
– Ну, ты уж так‑то меня не пугай. Давай мы о твоей поездке после поговорим, а сейчас – о подземелье.
– Ой, как мне не хочется! – опять заныла Агриппина и уткнулась в колени Соне – прямо‑таки кошка, которая хочет, чтобы её приласкали.
Соня и погладила маркизу по голове – всё‑таки, как ни крути, здесь, во Франции это – самый близкий ей человек. Да и не только во Франции, но и, кажется, на всём белом свете.
На мгновение подумалось: а как поживает брат, князь Николай Астахов, который остался там, в далёком Петербурге? Даже пытаясь сосватать сестру за старика, он ведь думал, что делает как лучше для всех.
Ну да ладно, потом, когда‑нибудь, когда Соня вернётся в Россию богатой женщиной, с мужем и детьми, она помирится с братом, попросит у него прощения…
Мечты, мечты! Откуда взяться мужу‑то, если она решила не только никогда больше о нём не вспоминать, но и само брачное свидетельство запрятать подальше? Кто о её замужестве узнает?
Соня представляла себе нотариуса седым стариком, который много лет вел дела маркиза, а также его отца и успел застать в живых его деда. Такой образ был привычным по книгам и по рассказам знакомых.
Но с утра пораньше к замку маркизов де Баррас подъехала скромная карета, запряженная, однако, парой крепких вороных лошадок, даже на взгляд непосвященного стоящих очень приличные деньги.
И вышел из кареты молодой энергичный человек в длинных панталонах, в сюртуке с высоко стоящим бархатным воротником, черных чулках и туфлях на каблуке с серебряными пряжками. В левой руке он держал деревянную трость с набалдашником в виде собачьей головы, а правой прижимал к себе черную кожаную папку.
К моменту его приезда прибыла на своей повозке и мадам Фаншон с сыновьями.
Молодой человек попросил величать его мэтр Тюмель. Соня с усмешкой подумала про себя, что таким образом он пытается, очевидно, прибавить себе солидности.
Все прошли в замок, расселись, приготовились слушать.
Наверное, мэтр почувствовал, что не все присутствующие прониклись уважением к его выдающейся роли в предстоящем событии, а потому строго пояснил:
– Наша контора «Тюмель и сыновья» существует больше ста десяти лет. Мы ведём дела многих почтенных жителей Дежансона, и каждый из них может свидетельствовать о честности и беспристрастности наших нотариусов…
Он покосился на Соню, которая перевела его слова Агриппине.
– Мадам маркиза де Баррас ещё плохо понимает французский язык, – пояснила она для строгого юриста.
Тот важно кивнул и продолжил свою речь.
– Ишь, молоденький какой, а серьезный! – не преминула заметить Агриппина и немедленно удостоилась строгого взгляда мэтра.
– Прежнее завещание маркиза Антуана де Баррас, написанное двадцать пять лет назад, было аннулировано за две недели до смерти завещателя, и составлено новое, как и положено, в присутствии двух свидетелей. По нему прежний единственный наследник мосье Антуана, его сын Флоримон де Баррас, полностью лишается наследства, и наследником с этого момента объявлено другое лицо…
Он помедлил и торжественно объявил:
– Основной наследницей всего недвижимого имущества маркиза Антуана де Баррас названа… русская княжна Софи Никола Астахова!
– Я? – изумленно пискнула Соня.
Она так растерялась, что почувствовала себя не обрадованной, а скорее ошарашенной. И к тому же у неё появилось чувство вины перед Агриппиной – разве не она недавно уверяла девчонку, что замок непременно достанется молодой вдове? А мадам Фаншон? В крайнем случае замок должен был бы достаться ей и её сыновьям…