И это оказались вы, моя госпожа! Ни один человек на свете, кроме вас, не вернул бы меня к жизни. А Флоримон – страшный человек, он никого не любит. Безжалостный!
– Бог наказал его. – Соня успокаивающе взяла за руку Мари. – Флоримона больше нет на свете, и умер он такой смертью, какой и врагу не пожелаешь…
Она содрогнулась.
– Впрочем, не будем больше говорить о мертвых. Пойдем в гостиную.
– А вы меня назавтра не прогоните? – спросила Мари, и её дрожащий голос так не вязался с выступающими изо рта клыками, на которые Соня старалась не смотреть.
– Ты хочешь остаться в замке?
– Я хочу остаться с вами. Рядом со мной никогда не было сестры, матери – никого, кто сказал бы мне хоть одно доброе слово. А вы даже тогда, когда должны были меня ненавидеть, не проклинали меня, а потом спасли от голодной смерти…
Соне надоело слушать бесконечные славословия в свой адрес, потому она спросила Мари о другом:
– Ты грамотна?
При некоторой невнятности речи ее нынешняя подопечная вполне правильно строила фразы и вообще казалась достаточно сообразительной, несмотря на весь свой по‑животному зловещий вид.
– Нас учили в приюте. – Мари на мгновение оживилась, как если бы воспоминание об учебе было одним из самых приятных, но тут же опустила голову и опять пробурчала:
– Мне нравилось учиться… Никто не хотел брать меня на работу, говорили – уродина! А Флоримон взял. Первый раз он заплатил мне так много… Я думала, что это очень много, у меня прежде никогда не было таких денег… Я пошла в магазин и купила себе красивое платье. И деньги сразу кончились. Права оказалась матушка Жюстина… – И она опять рыкнула.
Ну, что за манеры! При всём при том Мари Соне всё больше нравилась. Ну, подумаешь, ликом страшна… Хотя в будущем Соне придётся выезжать и бывать в хороших домах… Как посмотрят там на такую прислугу, как Мари? Господи, о чём она думает в такой печальный день!
Между прочим, девчонка всё о своем платье рассказывала.
– Хозяйка магазина не разрешила мне его примерить, и я купила без примерки.
– Бедняжка, – сказала Соня, отчетливо представляя себе картину унижения, которое испытала эта несчастная, никому не нужная девушка.
– Ах, мадам, – сказала та безо всяких там титулов, – самому распоследнему уродцу нужна хотя бы жалость.
Может, и в самом деле взять её к себе, подумала княжна. Девушку надо, лишь чуть‑чуть обогреть, приласкать. Вдруг у Сони никогда не будет детей… Что же это она, как трещотка, одну и ту же мелодию трещит! Даже разозлилась на себя за такие мысли. Кто тогда род Астаховых станет продолжать?
Ведь таланты у них в основном по материнской линии передаются. По мужской – куда реже. И вообще, при чем здесь дети, когда речь идет всего лишь о несчастной девушке.
– Мне нужна горничная, – сказала Соня. – Ты сможешь помогать мне одеваться, причесываться?
– Конечно, – оживленно подхватила Мари, – Флоримон меня учил и причесывать, и одевать, нарочно платил одной обедневшей баронессе. Ведь мы должны были делать так, чтобы товар смотрелся как можно лучше…
Она смешалась, прикусив язык и с испугом глядя на Соню: а вдруг княжна рассердится, да и прогонит её вон? Но она и не подозревала, как сильно с некоторых пор изменились взгляды ее\ё будущей госпожи и на мир вообще, и на некоторые занятия, о коих прежде, живя в России, она даже не подозревала.
– Хорошо, – медленно проговорила Соня, соображая, что если Флоримон обучал Мари нужным ему навыкам, почему то же самое не сделать и ей? – Я попробую оставить тебя при себе. Надеюсь на твою преданность.
И добавила тихо, больше для себя:
– Сдается, она мне понадобится даже быстрее, чем я думаю.
Она вздрогнула от той поспешности, с которой Мари бросилась перед нею на колени, пытаясь в падении схватить Соню за руку, чтобы припасть к ней губами.
– Княжна! Ваше сиятельство! Вы не пожалеете. Я готова отдать за вас жизнь! Сделаю всё, что смогу! Я покажу вам, где Флоримон спрятал золото, которое вывез из замка! – Тут Мари поймала её несколько озадаченный взгляд и осеклась: что не понравилось госпоже?
– Значит, ты всё знаешь? – спросила Соня. Она как раз прикидывала, стоит или нет говорить Мари о золоте, хранящемся в подземелье.
– Знаю. Ведь это я ему помогала, – девушка опустила голову, но исподлобья продолжала вглядываться в лицо Сони. Очень трудно вот так, сразу, убедить госпожу в своей честности, если до этого она всеми силами помогала её врагу. Но, по‑видимому, девчонка была по‑своему отважна и, собираясь начать новую жизнь, хотела получить отпущение грехов, совершенных в жизни прошлой. – Ведь я обычно сидела в повозке, на которой вывозили золото. Флоримон нарочно нашёл такую, наглухо закрытую. Он доставал из подземелья слитки золота, а я складывала их на полу рядами. И сквозь маленькое окошко посматривала по сторонам, не появится ли кто поблизости, чтобы вовремя поднять тревогу. И никто нас не схватил прямо на месте преступления…